Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

"Фашистов привезли!" Всегда ненавидевшие нас или брезговавшие нами,
бытовики теперь почти с любовью смотрели на нас за то, что мы их сменяли. И
те самые пленники, которые в немецком плену узнали, что нет на свете нации
более презренной, более покинутой, более чужой и ненужной, чем русская, --
теперь, спрыгивая из красных вагонов и из грузовиков на русскую землю,
узнавали, что и среди этого отверженного народа они -- самое горькое лихое
колено.
Вот какова оказалась та великая сталинская амнистия, какой "еще не
видел мир". Где, в самом деле, видел мир амнистию, которая не касалась бы
политических?!5
Освобождались начисто все, кто обворовывал квартиры, раздевал прохожих,
насиловал девушек, растлевал малолетних, обвешивал покупателей, хулиганил,
уродовал беззащитных, хищничал в лесах и водоемах, вступал в многоженство,
применял вымогательство, шантажировал, брал взятки, мошенничал, клеветал,
ложно доносил (да такие и не сидели, это на будущее!), торговал наркотиками,
сводничал, вынуждал к проституции, допускал по невежеству или беззаботности
человеческие жертвы (это я просто перелистал статьи кодекса, попавшие под
амнистию, это не фигура красноречия).
А потом от народа хотят нравственности!..
Половину срока сбрасывали: растратчикам, подделывателям документов и
хлебных карточек, спекулянтам и государственным ворам (за государственный
карман Сталин всЈ-таки обижался).
Но ничто не было так растравно бывшим фронтовикам и пленникам, как
поголовное всепрощение дезертиров военного времени! Все, кто, струсив, бежал
из частей, бросил фронт, не явился на призывные пункты, многими годами
прятался у матери в огородной яме, в подпольях, в запечьях, (всегда у
матери! женам своим дезертиры, как правило, не доверяли!), годами не
произнося ни слова вслух, превращаясь в сгорбленного заросшего зверя -- все
они, если только были изловлены или сами пришли ко дню амнистии --
объявлялись теперь равноправными незапятнанными несудимыми советскими
гражданами! (Вот когда оправдалась осмотрительность старой пословицы: не
красен бег, да здоров!)
Те же, кто не дрогнул, кто не струсил, кто принял за родину удар и
поплатился за него пленом -- тем не могло быть прощения, так понимал
Верховный Главнокомандующий.
Отзывалось ли Сталину в дезертирах что-то своЈ родное? Вспоминалось ли
собственное отвращение к службе рядовым, жалкое рекрутство зимою 1917-го
года? Или он рассудил, что его управлению трусы не опасны, а опасны только
смелые? Ведь кажется, даже со сталинской точки зрения было совсем не разумно
амнистировать дезертиров: он сам показывал своему народу, как вернее и проще
всего спасать свою шкуру в будущую войну.6
В другой книге я рассказал историю доктора Зубова и его жены: за
укрытие старухою в их доме приблудного дезертира, потом на них донесшего,
супруги Зубовы получили оба по десятке по 58-й статье.

Страницы: (420) :  <<  ... 101102103104105106107108109110111112113114115116 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Приходил уже не студентом,
не гостем: долгими уговорами, заручившись ходатайством известных писателей,
убедил Марию Александровну не скрывать дальше записные книжки Андрея
Платоновича, плотно набитые в картонную коробку, -- разобраться в заметках,
датировать их, снять копии... За полтора года эта работа была нами сделана.
(Необходимые пояснения к текстам даны в конце книжки. Эмоции тоже опускаю:
вообрази, читатель, что сам ты одним из первых заглянул в рукописи гения, а
после, вникнув уже в платоновские записи и по достоинству оценив их
пророческий смысл, представь, каково было прочитать та ко е в годы
всесоюзной эйфории и повального запрета любой живой мысли.) Понимая, что
шансы почти нулевые (тогда существовало вето на появление "новых"
художественных произведений многих ушедших писателей, в том числе и
Платонова), мы все же решили рискнуть -- подготовили для пчати подборку
наиболее интересных текстов (ведь не "художественное
произведение"--всего-навсего книжки записные!). Понятно,
и записи к не изданным у нас повестям и роману включили, в расчете на
редакторское неведение, и откровенный "непроходняк" -- чтобы красному
карандашу и ножницам было где погулять. И почти половину подборки удалось в
два приема напечатать в писательском еженедельнике ("Литературная Россия" No
1'82 и No 21'83), пусть и с ощутимыми потерями. Вторую публикацию Мария
Александровна уже не увидела... Только шесть лет спустя
в "Огоньке" (No 33' 89) вышло все, отсеченное прежде.

Сегодня Андрей Платонов вернулся к нам, полностью и навсегда. Из-под
семи замков выпорхнули его арестованные больше чем на полвека книги. В день
его девяностолетия на фасаде Дома на Тверском открыта памятная доска,
выполненная товарищем Андрея Платоновича скульптором Федотом Сучковым
(фрамент ее -- портрет-барельеф писателя воспроизведен на нашей обложке)...

Андрей Платонов   
«Деревянное растение»