Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

"Мне не спать с ним надо, а в звериной нашей жизни, как
в бараке целый день за пайки и за тряпки ругаемся, про себя думаешь: сегодня
ему рубашку починить, да картошку сварим", -- объясняла одна доктору Зубову.
Но мужик-то временами хочет и большего, приходится уступать, а надзор как
раз и ловит... Так в Унжлаге больничную прачку тетю Полю, рано овдовевшую,
потом всю жизнь одинокую, прислуживавшую в церкви, нашли ночью с мужчиной
уже в конце еЈ лагерного срока. "Как же это, тетя Поля? -- ахали врачи. -- А
мы-то на тебя надеялись! А теперь тебя на общие пошлют." -- "Да уж виновата,
-- сокрушенно кивала старушка. -- По-евангельски блудница, а по лагерному
....."
Но и в наказании уличенных любовников, как и во всем строе ГУЛага, не
было беспристрастия. Если один из любовников был придурок, близкий
начальству или очень нужный по работе, то на связь его могли и годами
смотреть сквозь пальцы. (Когда на ОЛП женской больницы Унжлага приезжал
бесконвойный электромонтер, в услугах которого были заинтересованы все
вольняшки, главврач, вольная, вызывала сестру-хозяйку, зэчку, и
распоряжалась: "Создайте условия Мусе Бутенко" -- медсестре, из-за которой
монтер и приезжал.) Если же это были зэки незначительные или опальные, они
наказывались быстро и жестоко.
В Монголии, в Гулжедээсовском лагере (наши зэки строили там дорогу в
1947-50 годах), двух расконвоированных девушек, пойманных на том, что бегали
к дружкам на мужскую колонну, охранник привязал к лошади и, сидя верхом,
ПРОГНАЛ ИХ ПО СТЕПИ.4 Такого и Салтычихи не делали. Но делали Соловки.
Всегда преследуемые, уличаемые и рассылаемые, туземные пары как будто
не могли быть прочны. А между тем известны случаи, что и разлученные они
поддерживали переписку, а после освобождения соединялись. Известен такой
случай: один врач, Б. Я. Ш., доцент провинциального мединститута, в лагере
потерял счет своим связям -- не пропущена была ни одна медсестра и сверх
того. Но вот в этом ряду попалась З*, и ряд остановился. З* не прервала
беременности, родила. Б. Ш. вскоре освободился и, не имея ограничений, мог
ехать в свой город. Но он остался вольнонаемным при лагере, чтобы быть
близко к З* и к ребенку. Потерявшая терпение его жена приехала за ним сама
сюда. Тогда он спрятался от нее в зону (! где жена не могла его достичь),
жил там с З*, а жене всячески передавал, что он развелся с ней, чтоб она
уезжала.

Но не только надзор и начальство могут разлучить лагерных супругов.
Архипелаг настолько вывороченная земля, что на ней мужчину и женщину
разъединяет то, что должно крепче всего их соединить: рождение ребенка. За
месяц до родов беременную этапируют на другой лагпункт, где есть лагерная
больница с родильным отделением и где резвые голосенки кричат, что не хотят
быть зэками за грехи родителей.

Страницы: (420) :  <<  ... 135136137138139140141142143144145146147148149150 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
В Москве живет у писателя милая девушка Аксюша. Ей уже лет 35. Она
сирота и воспи-танница суровой тетки и какого-то белорусского "старца", у
которого была целая группа таких опекаемых им девушек-черничек. Писатель
вос-хищается ею: "Аксюша -- это человек, в не-счастьях крепнущий радостно
духом, независи-мый от внешнего мира". Из голодной деревни, из страшной
нужды выписала жена свою пле-мянницу обслуживать и "глядеть" за ним.
"Глядеть в прямом и переносном смысле",-- добродушно иронизирует Пришвин,
рассказы-вая о своем недавнем прошлом. В переносном же смысле глядеть
никогда за ним не приходи-лось. Если и бывала в прошлом измена, то лишь в
мечте: жизнь прошла, по существу, как у юно-ши. Таким и прожил писатель свою
долгую брачную жизнь -- "полу монахом", как он сам говорит о себе иронически
в дневниках.
Все было просто и удивительно цельно в жизни этого человека, такое не
часто встреча-ется у людей. В далекой юности он влюбился в
девушку-студентку: это было за границей, куда будущий писатель уехал для
завершения образования после тюремного заключения и ссылки за революционную
деятельность. Юно-ша не был еще готов к осуществлению деятель-ной любви:
влюбленность была лишь поводом для его поэтического полета -- это был
утончен-ный, трудно для самого различимый эгоизм. Юноша рос еще лично в
себя, он не был готов к переключению себя на другого: не дозрел до
совершенного внимания. Внимание как основ-ная духовная сила человека -- это
станет темой писателя в его зрелые годы.
Невеста с женской проницательностью все поняла и отказала. Юноша
"взвился" от этого отказа еще выше -- так вспоминает под конец жизни
писатель -- и неудовлетворенное чув-ство переключилось целиком на поэзию. Он
вернулся на родину. Начинающий ученый, он бросил науку и утонул с головой в
искусстве. Невеста осталась в Англии, увяла и засохла конторщицей банка.
На границе душевной болезни, страдая от одиночества, непрестанно думая
о потерянной невесте, Пришвин сходится с простой негра-мотной "первой
попавшейся и очень хорошей женщиной" и живет с ней всю долгую жизнь...

Пришвин Михаил Михайлович   
«Мы с тобой. Дневник любви»