Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

)
А еще есть не просто Пятьдесят Восьмая, но клеймленая на тюремном деле
отдельным проклятием из Москвы: "использовать только на общих работах!"
Многие колымчане в 1938-м имели такое клеймо. Устроиться прачкой или
сушильщиком валенок была для них мечта недосягаемая.
Ка'к это написано в "Коммунистическом манифесте"? -- "Буржуазия лишила
священного ореола все роды деятельности, которые до тех пор считались
почетными и на которые смотрели с благоговейным трепетом" (довольно
похоже!). "Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в
своих платных наемных работников".1 Да ведь хоть -- платных! да ведь хоть
оставила "по специальности" работать! А если на общие? на лесоповал? и
бесплатно! и бесхлебно!.. Правда, врачей снимали на общие редко: они лечили
ведь и семьи начальников. А уж "юристов, священников, поэтов и людей науки"
сгнаивали только на общих, в придурках им делать было нечего.
Особое положение в лагере занимают бригадиры. Они по-лагерному не
считаются придурками, но и работягами их не назовешь. И поэтому тоже
относятся к ним рассуждения этой главы.

___

Как в бою, в лагерной жизни бывает некогда рассуждать: подворачивается
должность придурка -- и еЈ хватаешь.
Но прошли годы и десятилетия, мы выжили, наши сотоварищи погибли.
Изумленным вольняшкам и равнодушным наследникам мы начинаем понемногу
приоткрывать наш тамошний мир, почти не имеющий в себе ничего человеческого,
-- и при свете человеческой совести должны его оценить.
И один из главных моральных вопросов здесь -- о придурках.
Выбирая героя лагерной повести, я взял работягу, не мог взять никого
другого, ибо только ему видны истинные соотношения лагеря (как только солдат
пехоты может взвесить всю гирю войны, -- но почему-то мемуары пишет не он).
Этот выбор героя и некоторые резкие высказывания в повести озадачили и
оскорбили иных бывших придурков, -- а выжили, как я уже сказал, на 9/10
именно придурки. Тут появились и "Записки придурка" Дьякова ("Записки о
пережитом"), самодовольно утверждавшие изворотливость по самоустраиванию,
хитрость выжить во что бы то ни стало. (Именно такая книга и должна была
появиться еще раньше моей.)
В те короткие месяцы, когда казалось возможным порассуждать, вспыхнула
некоторая дискуссия о придурках, некоторая общая постановка вопроса о
моральности положения придурка в лагере. Но никакой информации у нас не дают
просветиться насквозь, никакой дискуссии -- обойти действительно все грани
предмета. ВсЈ это непременно подавляется в самом начале, чтоб ни луч не упал
на нагое тело правды, всЈ это сваливается в одну бесформенную многолетнюю
груду, и изнывает там десятилетиями, пока к болванкам ржавым из этого хлама
будет потерян и всякий интерес и пути разбора.

Страницы: (420) :  <<  ... 145146147148149150151152153154155156157158159160 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Бимиии! Когда я слышу
Это имя, бьется сердце,
Воскресают к новой жизни
Грезы юности далекой.

Но глаза их так печальны,
На челе венок увядший,
И над ними в нежной скорби
Мертвый плачет соловей.

Я ж, забыв свои недуги,
Так соскакиваю с ложа,
Что дурацкий балахон мой
Расползается по швам.

И тогда смеюсь я горько:
Ах, ведь зто попугаи
Прохрипели так потешно,
Так печально: "Бимини!"

"Помоги, святая муза,
Фея мудрая Парнаса,
Сделай чудо, покажи мне
Мощь поэзии священной!

Докажи, что ты колдунья,
Зачаруй мне эту песню,
Чтоб она волшебным судном
Поплыла на Бимини!"

И едва я так промолвил,
Вмиг исполнилось желанье,
И смотрю, корабль волшебный
Гордо Сходит с верфей мысли.

Кто со мной на Бимини?
Господа и дамы, просим!
Понесут волна и ветер
Мой корабль на Бимини.

Если мучает подагра
Благородных кавалеров,
Если милых дам волнует
Неуместная морщинка --

Все со мной на Бимини!
Этот курс гидропатичен,
Он магическое средство
От зазорного недуга.

И не бойтесь, пассажиры,
Мой корабль вполне надежен:
Из хореев тверже дуба
Мощный киль его сработай,

Держит руль воображенье,
Паруса вздувает бодрость,
Юкги - резвые остроты,
На борту ль рассудок? Вряд ли!

Реи судна -- из метафор,
Мачты судна - из гипербол,
Флаг романтикой раскрашен,--
Он, как знамя Барбароссы,

Черио-красно-золотой.
Я такое знамя видел
Во дворце горы Кифгайзер
И во франкфуртском соборе.

В море сказочного мира,
В синем море вечной сказки,
Мой корабль, мечте послушный,
Пролагает путь волшебный.

Перед ним в лазури зыбкой,
В водометах искр алмазных
Кувыркаются и плещут
Болыыемордые дельфины,

А на них амуры едут,
Водяные почтальоны, --
Раздувая тыквой щеки,
Трубят в раковины громко;

И причудливое эхо
Громовым фанфарам вторит,
А из темно-синей глуби
Смех доносится и хохот...

Гейне (Хейне) Генрих (Heine Heinrich)   
«Бимини»