Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

Так и дискуссию о придурках
притушили в самом начале, и она ушла из журнальных статей в частные письма.
А различение между придурком и работягой в лагере (впрочем не более
резкое, чем та разность, которая существовала в действительности) должно
было быть сделано, и очень хорошо, что сделано при зарождении лагерной темы.
Но в подцензурной статье В. Лакшина2 получился некоторый перехлЈст в
выражениях о лагерном труде (как бы в прославление этого самого, заменившего
машины и сотворившего нас из обезьяны) и на общее верное направление статьи,
а заодно отчасти и на мою повесть, был встречный всплеск негодования -- и
бывших придурков и их никогда не сидевших интеллигентных друзей: так что же,
прославляется рабский труд ("сцена кладки" в "Иване Денисовиче")?! Так что
же -- "добывай хлеб свой в поте лица", то есть, то' и делай, что хочет
гулаговское начальство? А мы именно тем и гордимся, что уклонились от труда,
не влачили его.
Отвечая сейчас на эти возражения, вздыхаю, что нескоро их прочтут.
По-моему, неблагородно со стороны интеллигента гордиться, что он,
видите ли, не унизился до рабского физического труда, так как сам сумел
пойти на канцелярскую работу. В этом положении русские интеллигенты прошлого
века разрешали бы себе гордиться только тогда, если бы они при этом
освободили от рабского труда и младшего брата. Ведь этого выхода --
устроиться на кацелярскую работу -- у Ивана Денисовича не было! Как же нам
быть с младшим братом? Младшему-то значит брату разрешается влачить рабский
труд? (Ну да отчего же! Ведь в колхозе мы ему давно разрешаем! Мы его сами
туда и устроили!) А если разрешается, так может быть разрешим ему хоть
когда-нибудь, хоть на час-другой, перед съЈмом, когда кладка хорошо пошла --
найти в этом труде и интерес? Мы-то ведь и в лагере находим некоторую
приятность в скольжении пера по бумаге, в прокладке рейсфедерной черной
линии по ватману. Как же Ивану Денисовичу выжить десять лет, денно и нощно
только проклиная свой труд? Ведь это он на первом же кронштейне удавиться
должен!
А как быть с такой почти невероятной историей: Павел ЧульпенЈв, семь
лет подряд работавший на лесоповале (да ещЈ на штрафном лагпункте) -- как бы
мог прожить и проработать, если б не нашел в том повале смысла и интереса?
На ногах удержался он так: начальник ОЛПа, заинтересованный в своих немногих
постоянных работниках (ещЈ удивительный начальник), во-первых, кормил их
баландой "от пуза", во-вторых, никому, кроме рекордистов, не разрешал
работать ночью на кухне. Это была премия! -- после полного дня лесоповала
ЧульпенЈв шел мыть и заливать котлы, топить печи, чистить картошку -- до
двух часов ночи, потом наедался и шел поспать три часа, не снимая бушлата.
Один раз, тоже в виде премии, работал месяц в хлеборезке.

Страницы: (420) :  <<  ... 146147148149150151152153154155156157158159160161 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... -
Мечта холостяка! Незаменима в путешествии! Комфорт и нега! Желаете ощутить?!
- Желаю, --сказал мой дед.
Он, не расшнуровывая, стащил ботинки и улегся.
Раздался треск, запели пружины. Дед оказался на полу.
Продавец, невозмутимо улыбаясь, развернул следующий экземпляр.
Повторились те же звуки. Дед глухо выругался, потирая спину.
Продавец установил третью раскладушку.
На этот раз пружины выдержали. Зато беззвучно подогнулись алюминиевые
ножки. Дед мягко приземлился. Вскоре помещение было загромождено обломками
чудо-кровати. Свисали клочья пестрого брезента. Изгибалась тускло
поблескивавшая арматура.
Дед, поторговавшись, купил бутерброд и удалился.
Репутация американской фирмы была подорвана. "Мерхер, Мерхер и К"
начали торговать хрустальными люстрами...
Дед Исаак очень много ел. Батоны разрезал не поперек, а вдоль. В гостях
бабка Рая постоянно за него краснела. Прежде чем идти в гости, дед обедал.
Это не помогало. Куски хлеба он складывал пополам. Водку пил из бокала для
крем-соды. Во время десерта просил не убирать заливное. Вернувшись домой, с
облегчением ужинал...
У деда было три сына. Младший, Леопольд, юношей уехал в Китай. Оттуда -
в Бельгию. Про него будет особый рассказ.
Старшие, Михаил и Донат, тянулись к искусству. Покинули захолустный
Владивосток. Обосновались в Ленинграде. Вслед за ними переехали и бабка с
дедом.
Сыновья женились. На фоне деда они казались щуплыми и беспомощными. Обе
снохи были к деду неравнодушны.
Устроился он работать кем-то вроде заведующего жилконторой. Вечерами
ремонтировал часы и электроплитки. Был по-прежнему необычайно силен.
Как-то раз в Щербаковом переулке ему нагрубил водитель грузовика. Вроде
бы обозвал его жидовской мордой.
Дед ухватился за борт. Остановил полуторку. Отстранил выскочившего из
кабины шофера. Поднял грузовик за бампер. Развернул его поперек дороги.
Фары грузовика упирались в здание бани. Задний борт - в ограду
Щербаковского сквера.
Водитель, осознав случившееся, заплакал...

Довлатов Сергей Донатович   
«Наши»