Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

При самом
начале она установила, что тут принято из выпекаемого хлеба (пайкового хлеба
заключЈнных) сколько-то ежедневно (и без всяких, конечно, документов),
отправлять за зону, за что пекаря получали из вольного ларька немного
варенья и масла. Она запретила этот порядок, не выпустила хлеба за зону -- и
тут же хлеб стал выходить недопеченый, с закалом, потом опоздала выпечка
(это от пекарей), потом со склада стали задерживать муку, начальник ОЛПа
(он-то больше всех получал!) отказывался дать лошадь на отвозку-привозку.
Сколько-то дней Аничкова боролась, потом сдалась -- и сразу восстановилась
плавная работа.
Если зонный придурок сумел не прикоснуться к этому всеобщему воровству,
то всЈ равно почти невозможно ему удержаться от пользования своим
преимущественным положением для получения других благ -- ОП вне очереди,
больничного питания, лучшей одежды, белья, лучших мест в бараке. Я не знаю,
не представляю, где тот святой придурок, который так-таки
ничегошеньки-ничего не ухватил для себя изо всех этих рассыпанных благ? Да
его б соседние придурки забоялись, они б его выжили! Каждый хоть косвенно,
хоть опосредствованно, хоть даже почти не ведая -- но пользовался, а значит,
в чем-то и жил за счЈт работяг.
Трудно, трудно зонному придурку иметь неомрачЈнную совесть.
А еще ведь вопрос -- и о средствах, какими он своего места добился. Тут
редко бывает неоспоримость специальности, как у врача (или как у многих
производственных придурков). Бесспорный путь -- инвалидность. Но нередко
покровительство кума. Конечно, бывают пути как будто нейтральные:
устраиваются люди по старому тюремному знакомству; или по групповой
коллективной выручке (чаще национальной, некоторые малые нации удачливы в
этом и обычно плотнятся на придурочьих местах; так же и коммунисты негласно
выручают друг друга).
А еще вопрос: когда возвысился -- как вЈл себя относительно прочих,
относительно серой скотинки? Сколько здесь бывает надменности, сколько
грубости, сколько забывчивости, что все мы -- туземцы и преходяща наша сила.
И наконец вопрос самый высокий: если ничем ты не был дурен для
арестантской братии -- то был ли хоть чем-нибудь полезен? свое положение
направил ли ты хоть раз, чтоб отстоять общее благо -- или только одно своЈ
всегда?
К придуркам производственным никак не справедливо было бы относить
упрЈки "объедают", "сидят на шее": не оплачен труд работяг, да, но не
потому, что придурков кормит, труд придурков тоже не оплачен -- всЈ идЈт в
ту же прорву. А остальные нравственные сомнения остаются: и почти
неизбежность пользоваться бытовыми поблажками; и не всегда чистые пути
устройства; и заносчивость. И всЈ тот же вопрос на вершине: что ты сделал
для общего блага? хоть что-нибудь? хоть когда-нибудь?
А ведь были, были, кто может, подобно Василию Власову, вспомнить о
своих проделках в пользу всеобщего блага.

Страницы: (420) :  <<  ... 150151152153154155156157158159160161162163164165 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Вот знак
На ладони твоей, юноша.
Долу глаза! Молись! Берегись! Враг
Бродит в полуночи.

Не спасет ни песен
Небесный дар, ни надменнейший вырез губ.
Тем ты и люб,
Что небесен.

Ах, запрокинута твоя голова,
Полузакрыты глаза -- что? -- пряча.
Ах, запрокинется твоя голова --
Иначе.

Голыми руками возьмут -- ретив! упрям! --
Криком твоим всю ночь будет край звонок!
Растреплют крылья твои по всем четырем ветрам,
Серафим! -- Орленок! --

17 марта 1916

* * *
Устилают -- мои -- сени
Пролетающих голубей -- тени.
Сколько было усыновлений!
Умилений!

Выхожу на крыльцо: веет,
Подымаю лицо: греет.
Но душа уже -- не -- млеет,
Не жалеет.

На ступеньке стою -- верхней,
Развеваются надо мной -- ветки.
Скоро купол на той церкви
Померкнет.

Облаками плывет Пасха,
Колоколами плывет Пасха...
В первый раз человек распят --
На Пасху.

22 марта 1916

* * *
В день Благовещенья
Руки раскрещены,
Цветок полит чахнущий,
Окна настежь распахнуты, --
Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья
Подтверждаю торжественно:
Не надо мне ручных голубей, лебедей, орлят!
-- Летите, куда глаза глядят
В Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья
Улыбаясь до вечера,
Распростившись с гостями пернатыми.
-- Ничего для себя не надо мне
В Благовещенье, праздник мой!

23 марта 1916

* * *
Канун Благовещенья.
Собор Благовещенский
Прекрасно светится.
Над главным куполом,
Под самым месяцем,
Звезда -- и вспомнился
Константинополь.

На серой паперти
Старухи выстроились
И просят милостыню
Голосами гнусными.

Большими бусами
Горят фонарики
Вкруг Божьей Матери...

Цветаева Марина Ивановна   
«Избранные стихотворения из книги Версты (1916)»