Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

Таков наш НЭП. Таковы и ранние Соловки.
Очень малое число чекистов (да и то, может быть, полуштрафных), всего
20-40 человек приехали сюда, чтобы держать в повиновении тысячи, многие
тысячи. (Сперва ждали меньше, но Москва слала, слала, слала. За первые
полгода, к декабрю 1923 г., уже собралось больше 2000 заключЈнных. А в 1928
г. в одной только 13-й роте (роте общих работ) крайний в строю при расчЈте
отвечал: "376-й! Строй по десяти!" -- значит, 3760 человек, и такая ж
крупная была 12-я рота, а еще больше "17-я рота" -- общие кладбищенские ямы.
А кроме Кремля были уже командировки -- Савватиево, Филимоново, Муксалма,
Троицкая, "Зайчики" (Заяцкие острова). К 1928 г. было тысяч около
шестидесяти). И сколько среди них "пулемЈтчиков", многолетних природных
вояк? А с 1926-го уже валили и матЈрые уголовники всех сортов. И как же
удержать их, чтоб они не восстали?
Только у ж а с о м! Только Секиркой! жердочками! комарами! проволо'чкой
по пням! дневными расстрелами! Москва гонит этапы, не считаясь с местными
силами, -- но Москва ж и не ограничивает своих чекистов никакими фальшивыми
правилами: всЈ, что сделано для порядка -- то сделано, и ни один прокурор
действительно никогда не ступит на соловецкую землю.
А второе -- накидка газовая со стеклярусом: эра равенства -- и Новые
Соловки! Самоохрана заключЈнных! Самонаблюдение! Самоконтроль! Ротные,
взводные, отделЈнные -- все из своей среды. И самодеятельность, и
саморазвлечение!
А под ужасом и под стеклярусом -- какие люди? кто? Исконные
аристократы. Кадровые военные. Философы. УчЈные. Художники. Артисты.
Лицеисты.17 По воспитанию, по традициям -- слишком горды, чтобы показать
подавленность или страх, чтобы выть, чтобы жаловаться на судьбу даже
друзьям. Признак хорошего тона -- всЈ с улыбкой, даже идя на расстрел. Будто
вся эта полярная ревущая морем тюрьма -- небольшое недоразумение на пикнике.
Шутить. Высмеивать тюремщиков.
Вот и Слон на деньгах и на клумбе. Вот и козЈл вместо коня. И если уж
7-я рота артистическая, то ротный у неЈ -- Кунст. Если Берри-Ягода -- то
начальник ягодосушилки. Вот и шутки над простофилями, цензорами журнала. Вот
и песенки. Ходит и посмеивается Георгий Михайлович Осоргин: "Comment vous
portez-vous18 на этом острову'?" -- "А` lager comme a' lager". --
(Вот эти шуточки, эта подчЈркнутая независимость аристократического
духа -- они-то больше всего и раздражают полузверячих соловецких тюремщиков.
И однажды Осоргин назначен к расстрелу. И в этот самый день сошла на
соловецкую пристань его молодая (он и сам моложе сорока) жена! И Осоргин
просит тюремщиков: не омрачать жене свидания. Он обещает, что не даст ей
задержаться долее трЈх дней, и как только она уедет -- пусть его
расстреляют.

Страницы: (420) :  <<  ... 12131415161718192021222324252627 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Койка Беттлза подверглась такому же нашествию: трое или четверо
voyageurs, закутав ноги одеялом, слушали рассказы одного из своих
спутников, служившего под командой Вулзли, когда тот пробивался к Хартуму.
А когда он кончил, какой-то ковбой стал рассказывать о королях и дворцах,
о лордах и леди, которых он видел, когда Буффало Билл совершал турне по
столицам Европы. В углу два метиса, старые товарищи по оружию, чинили
упряжь и вспоминали дни, когда на Северо-Западе полыхал огонь восстания и
Луи Рейл был королем.
То и дело слышались грубые шутки и еще более грубые остроты; о
необыкновенных приключениях на суше и на воде говорилось как о чем-то
повседневном и заслуживающем воспоминания только ради какого-нибудь
острого словца или смешного происшествия. Принс был совершенно увлечен
этими не увенчанными славой героями, которые видели, как творится история,
но относились к великому и романтичному как к обыкновенным будням. Он с
небрежной расточительностью угощал их своим драгоценным табаком, и в
благодарность за такую щедрость разматывались ржавые цепи памяти и
воскресали преданные забвению одиссеи.
Когда разговоры смолкли и путники, набив по последней трубке, стали
развязывать спальные мешки, Принс обратился к своему приятелю, чтобы тот
рассказал ему об этих людях.
- Ну, ты сам знаешь, что такое ковбой, - ответил Мэйлмют Кид,
стаскивая мокасины, - а в жилах его товарища по койке течет кровь
британца, это сразу заметно. Что касается остальных, то все они потомки
coureurs du bois [трапперы, охотники (франц.)], и один бог ведает, какая
там еще была примесь. Те двое, что улеглись в дверях, чистокровные bois
brules [буквально: горелое дерево (франц.); название первых французских
поселенцев в Канаде, которые, особенно после перехода Канады к Англии,
промышляли охотою в лесах]. Обрати внимание на брови и нижнюю челюсть вон
того юнца с шерстяным шарфом - сразу видно, что в дымном вигваме у его
матери побывал шотландец. А это красивый парень, который подкладывает себе
под голову шинель, - француз-метис...

Джек Лондон (Jack London)   
«Сын волка - Северная одиссея»