Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

.."
Одним словом, они оставались спокойны, пока сажали общество. "Вскипел
их разум возмущенный", когда стали сажать их сообщество. Сталин нарушил
табу, которое казалось твЈрдо установленным, и потому так весело было жить.
Конечно, ошеломишься! Конечно, диковато было это воспринять! В камерах
спрашивали вгоряче:
-- Товарищи! Не знаете? -- чей переворот? Кто захватил власть в городе?
И долго еще потом, убедясь в бесповоротности, вздыхали и стонали: "Был
бы жив Ильич -- никогда б этого не было!"
(А чего этого? Разве не это же было раньше с другими? -- см. ч. 1, гл.
8-9.)
Но всЈ же -- государственные люди! просвещенные марксисты!
теоретические умы! -- как же они справились с этим испытанием? как же они
переработали и осмыслили заранее не разжеванное, в газетах не разъясненное
историческое событие? (А исторические события и всегда налетают внезапно.)
Годами грубо натасканные по поддельному следу, вот какие давали они
объяснения, поражающие глубиной:
1) это -- очень ловкая работа иностранных разведок;
2) это -- вредительство огромного масштаба! в НКВД засели вредители!
(смешанный вариант: в НКВД засели немецкие разведчики);
3) это -- затея местных НКВД-истов;
И во всех трЈх случаях: мы сами виноваты в потере бдительности! Сталин
ничего не знает! Сталин не знает об этих арестах!! Вот он узнает -- он всех
их разгромит, а нас освободит!!
4) в рядах партии действительно страшная измена (а почему??), и во всей
стране кишат враги, и большинство здесь посажены правильно, это уже не
коммунисты, это контрюги, и надо в камере остерегаться, не надо при них
разговаривать. Только я посажен совершенно невинно. Ну, может быть еще и ты.
(К этому варианту примыкал и Механошин, бывший член Реввоенсовета. То есть,
выпусти его, дай волю -- скольких бы он сажал!)
5) эти репрессии -- историческая необходимость развития нашего общества
(так говорили немногие из теоретиков, не потерявшие владение собой, например
профессор из Плехановского института мирового хозяйства. Объяснение-то
верное, и можно было бы восхититься, как он это правильно и быстро понял, --
да закономерности-то самой никто из них не объяснил, а только в дуделку из
постоянного набора: "историческая необходимость развития"; на что угодно так
непонятно говори -- и всегда будешь прав.)
И во всех пяти вариантах никто, конечно, не обвинял Сталина -- он
оставался незатменным солнцем!2
И если вдруг кто-нибудь из старых партийцев, например Александр
Иванович Яшкевич, белорусский цензор, хрипел в углу камеры, что Сталин --
никакая не правая рука Ленина, а -- собака, и пока он не подохнет -- добра
не будет, -- на такого бросались с кулаками, на такого спешили донести
своему следователю!
Вообразить себе нельзя благомысла, который на минуту бы Јкнул в мечте о
смерти Сталина.

Страницы: (420) :  <<  ... 194195196197198199200201202203204205206207208209 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Марта

Клянусь вам, редко видел свет,
Чтоб можно было с юных лет
В такую святость облачиться!
Про вас весь город говорит,
Как о затворнице прекрасной,
Чей строгий дух и разум ясный
Над всеми прочими царит.
Вам скажет каждый человек,
Что мир чрез вас преобразился,
Что Рим Валенсией затмился
И золотой вернулся век;
Что в вас одной заключена
Вся прелесть, вся краса, земная,
Что красота и жизнь такая
Одним лишь ангелам дана.
Никто из молодых людей
На вас поднять не смеет взгляда;
Святая жизнь для вас ограда
От легкомысленных затей.

Леонарда

Все будет, Марта, милый друг,
Как порешит господь, не так ли?
Мирская слава - вспышка пакли:
Пылает миг - и гаснет вдруг.
Я не хочу греметь в веках,
Былую доблесть воскрешая,
Как Артемисия, вкушая
Уже похолодевший прах,
Иль уподобиться другим,
Той, что надменно умирала,
Но посмотреть не пожелала,
Как чудище вступает в Рим;
Иль той жене, что очертила
Тень мужа углем на стене
И после с мертвым наравне
Ее благоговейно чтила.
Я жажду только одного,
Меня влечет одно призванье -
Нести достойно вдовье званье;
И мне не надо никого...

Вега Карпио, Лопе Феликс де (Vega Carpio, Lope Felix de)   
«Валенсианская вдова»