Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

Он слышал от надзирателя
Сенина, что я редко высказываюсь о блатных, что у меня были с ними
столкновения. Я оживляюсь: это -- перемена ходов. Да, я их ненавижу. (Но я
знаю, что вы их любите!)
И чтоб меня окончательно растрогать, он рисует такую картину: в Москве
у меня жена. Без мужа она вынуждена ходить по улицам одна, иногда и ночью.
На улицах часто раздевают. Вот эти самые блатные, которые бегут из лагерей.
(Нет, которых вы амнистируете!) Так неужели я откажусь сообщить
оперуполномоченному о готовящихся побегах блатных, если мне станет это
известно?
Что ж, блатные -- враги, враги безжалостные, и против них, пожалуй, все
меры хороши... Там уж хороши, не хороши, а главное -- сейчас выход хороший.
Это как будто и
-- Можно. Это -- можно.
Ты сказал! Ты сказал, а бесу только и нужно одно словечко! И уже чистый
лист порхает передо мной на стол:

"Обязательство.
Я, имя рек, даю обязательство сообщать оперуполномоченному лагучастка о
готовящихся побегах заключЈнных..."

-- Но мы говорили только о блатных!
-- А кто же бегает кроме блатных?.. Да как я в официальной бумаге
напишу "блатных"? Это же жаргон. Понятно и так.
-- Но так меняется весь смысл!
-- Нет, я-таки вижу: вы -- не наш человек, и с вами надо разговаривать
совсем иначе. И -- не здесь.
О, какие страшные слова -- "не здесь", когда вьюга за окном, когда ты
придурок и живЈшь в симпатичной комнате уродов! Где же это "не здесь?" В
Лефортово? И как это -- "совсем иначе"? Да в конце концов ни одного побега в
лагере при мне не было, такая ж вероятность, как падение метеорита. А если и
будут побеги -- какой дурак будет перед тем о них разговаривать? А значит, я
не узнаю. А значит, мне нечего будет и докладывать. В конце концов это
совсем неплохой выход... Только...
-- Неужели нельзя обойтись без этой бумажки?
-- Таков порядок.
Я вздыхаю. Я успокаиваю себя оговорочками и ставлю подпись о продаже
души. О продаже души для спасения тела. Окончено? Можно идти?
О, нет. Еще будет "о неразглашении". Но еще раньше, на этой же бумажке:
-- Вам предстоит выбрать псевдоним.
Псевдоним?.. Ах, кличку! Да-да-да, ведь осведомители должны иметь
кличку! Боже мой, как я быстро скатился! Он-таки меня переиграл. Фигуры
сдвинуты, мат признан.
И вся фантазия покидает мою опустевшую голову. Я всегда могу находить
фамилии для десятка героев. Сейчас я не могу придумать никакой клички. Он
милосердно подсказывает мне:
-- Ну, например, Ветров.
И я вывожу в конце обязательства -- ВЕТРОВ. Эти шесть букв выкаляются в
моей памяти позорными трещинами.
Ведь я же хотел умереть с людьми! Я же гогов был умереть с людьми! Как
получилось, что я остался жить во псах?..
А уполномоченный прячет моЈ обязательство в сейф -- это его выработка
за вечернюю смену, и любезно поясняет мне: сюда, в кабинет приходить не
надо, это навлечЈт подозрение.

Страницы: (420) :  <<  ... 216217218219220221222223224225226227228229230231 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...


С природой сложно совладать,
Подходит смерти срок.
Ему враги решили дать
Убийственный урок.


Стальной косой в один прием
Был сбит бедняга с ног,
Веревкой туго скручен он,
Положен на возок.


По хрупкой старческой спине
Цепами стали бить
И, мучая его вдвойне,
По воздуху кружить.


В колодец! В глубь его. На дно!
Где воздух не вдохнуть.
Ты, Джон Ячменное Зерно,
Там должен утонуть.


Не тонет! Подняли и вот,
Мученья чтоб продлить,
Дубиной стали бить в живот
И по полу возить.


Избитого и без оков
Отправили в костер,
А мельник между жерновов
Его в ничто растер.


И вот из сердца Джона кровь
Мы пьем за кругом круг.
И веселит нас вновь и вновь
Тяжелых кружек стук.


Да! Джон Ячменное Зерно
Был смелый молодец.
Из крови Джона нам дано
Брать храбрость для сердец...

Бёрнс Роберт (Burns Robert)   
«Джон ячменное зерно»