Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

3 Так что' заставит их проявить милосердие теперь? Просить
-- бесполезно. Надо выбирать. (Только вот чего еще не понимает У.,
поддавшись и сам легенде об Органах: что нет в этой машине такого
великолепного взаимодействия и взаимоотзывчивости, чтобы сегодня он
отказался стать стукачом на сибирском лагпункте, а через неделю его семью
потянули бы в Сибирь. И еще одного не понимает он. Как плохо ни думает он об
Органах, но они еще хуже: скоро ударит час, и все эти семьи, все эти сотни
тысяч семей, тронут в общую ссылку на погибель, не сверяясь, как ведут себя
в лагере отцы.)
Страх за одного себя его б не поколебнул. Но представил У. свою жену и
свою дочь в лагерных условиях -- в этих бараках, где даже занавесками не
завешивается блуд и где нет никакой защиты для женщины моложе шестидесяти
лет. И он -- дрогнул. Отмычка выбрана правильно. Никакая б не взяла, а эта
-- взяла.
Ну, еще он тянет: я должен обдумать. -- Хорошо, три дня обдумывайте, но
не советуйтесь ни с единым человеком. ЗА РАЗГЛАШЕНИЕ ВЫ БУДЕТЕ РАССТРЕЛЯНЫ!
(У. идЈт и советуется с земляком -- с тем самым, на которого ему предложат
написать и первый донос, с ним вместе они и отредактируют. ПризнаЈт и тот,
что нельзя рисковать семьею.)
При втором посещении капитана У. даЈт дьявольскую расписку, получает
задание и связь: сюда больше не ходить, все дела через расконвоированного
придурка Фрола Рябинина.
Это -- важная составная часть работы лагерного опера: вот эти
резиденты, рассыпанные по лагерю. Фрол Рябинин -- громче всех на народе,
весельчак, Фрол Рябинин -- популярная личность, у Фрола Рябинина какая-то
блатная работенка, отдельная кабина и всегда свободные деньги. С помощью
опера простиг он глубины и течения лагерной жизни и легко в них витает. Вот
эти резиденты и есть те канаты, на которых держится вся сеть.
Фрол Рябинин наставляет У., что передавать донесения надо в тЈмном
закоулке ("в нашем деле -- самое главное конспирация"). Он зовЈт его и к
себе в кабинку: "Капитан вашим донесением недоволен. Надо так писать, чтобы
на человека получался материал. Вот я сейчас вас поучу."
И это мурло поучает потускневшего, сникшего, интеллигентного У., как
надо писать на людей гадости! Но понурый вид У. толкает Рябинина к
собственному умозаключению: надо этого хлюпика подбодрить, надо огонька ему
влить! И он говорит уже по-дружески: "Слушайте, вам трудно жить. Иногда
хочется подкупить чего-нибудь к пайке. Капитан хочет вам помочь. Вот,
возьмите!" -- и достав из бумажника пятидесятку (это ж капитанская! значит,
как свободны они от бухгалтерской отчЈтности, может во всей стране они
одни!), сует еЈ У.
И от вида этой бледно-зеленоватой жабы, соваемой в руки, вдруг спадают
с У. все чары капитана-кобры, весь гипноз, вся скованность, вся боязнь даже
за семью: всЈ происшедшее, весь смысл его овеществляется в этой гадкой
бумажке с зеленоватою лимфой, в обыкновенных иудиных серебренниках.

Страницы: (420) :  <<  ... 220221222223224225226227228229230231232233234235 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Пьер давно уже спал, когда в одиннадцать часов погасло последнее
освещенное окно господского дома. Иоганн Верагут возвращался пешком из
города далеко за полночь; он провел вечер со своими знакомыми в ресторане.
Пока он шел, в теплой атмосфере облачной летней ночи растворились запахи
вина и сигаретного дыма, улетучились взрывы возбужденного смеха и дерзкие
шутки; глубоко дыша чуть теплым влажным ночным воздухом, Верагут неторопливо
шагал по дороге вдоль уже довольно высоко поднявшейся пашни по направлению к
Росхальде, массивные очертания которого безмолвно громоздились на бледном
ночном небе.
Он миновал, не сворачивая, ворота в поместье, бросил взгляд на
господский дом, благородный фасад которого манящим пятном светился на черном
фоне деревьев, и целую минуту с наслаждением и отчужденностью случайного
путника разглядывал эту прекрасную картину; затем он прошел еще несколько
сот метров вдоль высокого забора и достиг места, где у него был лаз и тайная
тропка, ведущая к мастерской. Окончательно протрезвев, невысокий, плотно
сбитый художник направился по мрачному, густо заросшему парку к своему
жилищу, которое вдруг открылось его глазам: над озером мрак расступился,
обнажив широкий овал тускло-серого неба.
Почти черная вода застыла в полном безмолвии, только над поверхностью
мерцал слабый свет, напоминая бесконечно тонкую кожу или мельчайший слой
пыли. Верагут взглянул на часы: скоро час ночи. Он открыл боковую дверь,
ведущую в его комнаты, зажег свечу, быстро разделся, вышел нагишом во двор,
медленно спустился по широким каменным ступеням к озеру и вошел в воду,
которая небольшими плавными кругами поблескивала у его колен. Он нырнул,
проплыл немного, удаляясь от берега, но внезапно почувствовал усталость
после необычно проведенного вечера, вернулся назад и совершенно мокрый вошел
в дом...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Росхальде»