Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

Да соловецкий Кремль -- это ж еще и не все Соловки, это еще самое
льготное место. Подлинные Соловки -- даже не по скитам (где после увезЈнных
социалистов учредились рабочие командировки), а -- на лесоразработках, на
дальних промыслах. Но именно о тех дальних глухих местах сейчас труднее
всего что-нибудь узнать, потому что именно ТЕ-то люди и не сохранились.
Известно, что уже тогда: осенью не давали просушиваться; зимой по глубоким
снегам не одевали, не обували; а долгота рабочего дня определялась уроком --
кончался день рабочий тогда, когда выполнен урок, а если не выполнен, то и
не было возврата под крышу. И тогда уже "открывали" новые командировки тем,
что по несколько сот человек посылали в никак не подготовленные необитаемые
места.
Но, кажется, первые годы Соловков и рабочий гон и заданье надрывных
уроков вспыхивали порывами, в переходящей злости, они еще не стали
стискивающей системой, на них еще не оперлась экономика страны, не
утвердились пятилетки. Первые годы у СЛОНа, видимо, не было твЈрдого
внешнего хозяйственного плана, да и не очень учитывалось, как много
человеко-дней уходит на работы по самому лагерю. Потому с такой лЈгкостью
вдруг могли сменить осмысленные хозяйственные работы на наказания:
переливать воду из проруби в прорубь, перетаскивать брЈвна с одного места на
другое и назад. В этом была жестокость, да, но и патриархальность. Когда же
рабочий гон становится продуманной системой, тогда обливание водой на морозе
и выставление на пеньки под комаров оказывается уже избыточным, лишней
тратой палаческих сил.
Есть такая официальная цифра: до 1929 года по РСФСР было "охвачено"
трудом лишь от 34 до 41% всех заключЈнных21 (да иначе и не могло быть при
безработице в стране). Непонятно, входит ли сюда также и хозяйственный труд
по обслуживанию самого лагеря или это только "внешний" труд. Но для
оставшихся 60-65% заключЈнных не хватит и хозяйственного. Соотношение это не
могло не проявиться также и на Соловках. Определенно, что все 20-е годы там
было немало заключЈнных, не получивших никакой постоянной работы (отчасти
из-за раздетости) или занявших весьма условную должность.
Тот первый год той первой пятилетки, тряхнувший всю страну, тряхнул и
Соловки. Новый (к 1930 году) начальник УСЛОНа Ногтев (тот самый начальник
Савватиевского скита, который расстреливал социалистов) под "шепот удивления
в изумлЈнном зале" докладывал вольняшкам города Кеми такие цифры: "не считая
собственных лесоразработок УСЛОНа, растущих совершенно исключительными
темпами", УСЛОН только по "внешним" заказам ЖелЛеса и КарелЛеса заготовлял:
в 1926 г. -- на 63 тыс. рублей, в 1929-м -- на 2 млн 355 тыс (в 37 раз!), в
1930-м еще втрое. Дорожное строительство по Карело-Мурманскому краю в 1926
г.

Страницы: (420) :  <<  ... 18192021222324252627282930313233 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
КУЗАКОВ (забеспокоился). Слушай, а может, он клинья подбивает, а?
ГАЛИНА. Ну что ты. Ему уже лет под пятьдесят. Да и глупости все это. Ты
ведь знаешь.
КУЗАКОВ. Ну смотри. Делай, как тебе лучше. (Взглянул на часы.) Ну
вот... пора. (Поднялся.)
ГАЛИНА. Ты возьми один ключ. Возьми с собой.
КУЗАКОВ. Зачем мне ключ?
ГАЛИНА. Я буду ждать тебя каждый день.

Они обнялись.

КУЗАКОВ. Чудная. Раньше мая не вернусь - все равно... Ну ладно,
ладно... Много ждала, немного подождешь. Пару лет отпахал, а теперь
как-нибудь... Отмахнемся.
ГАЛИНА. Подожди... Если на этот раз у нас будет ребенок... Слышишь?..
КУЗАКОВ. Сын. На меньшее я не согласен... А что - уже...
ГАЛИНА. Нет... Не знаю...
КУЗАКОВ. Если что - отбей мне телеграмму.
ГАЛИНА. Телеграмму? С ума сошел. Как же ее отобьешь, телеграмму?
КУЗАКОВ. А просто: "Все в порядке. Жена".
ГАЛИНА. Да ну тебя...
КУЗАКОВ. Говорю тебе, телеграмму. И никаких!.. Ну, прощай...

Свет медленно гаснет, музыка затихает, поворачивается круг, и свет
медленно зажигается.
Кузаков сидит в кресле с портретом жены в руках. Затем он направляется
в другую комнату и зажигает там свет. Перед нами небольшая комнатка,
предназначенная, по-видимому, для спальни. Но она сейчас заставлена старой
мебелью. Здесь и никелированная кровать, и комод, и слоны на комоде, и
громоздкие настольные часы.
Кузаков, остановившись в дверях, попеременно рассматривает обе комнаты,
после чего входит в спальню, падает на кровать и лежит некоторое время,
глядя в потолок. Но вот он что-то услышал, вскочил, выбежал в сени и через
мгновение вернулся вместе с Валерией, стюардессой лет двадцати шести.

ВАЛЕРИЯ (сунула ему в руки плащ). Держите. (Молча уселась в кресло,
достала сигареты, закурила.)
КУЗАКОВ. Вы к Галке, верно?.. Когда она придет, вы не знаете?
ВАЛЕРИЯ. Я думала, она дома.
КУЗАКОВ. Когда у нее кончается работа?
ВАЛЕРИЯ. Когда как. Не знаю...

Вампилов Александр Валентинович   
«Кладбище слонов»