Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

Хотя и сюда приходят такие же голодные люди, как сидят на
бригадных вагонках, но здесь говорят не о пайках, не о кашах и не о нормах.
Здесь говорят не о том, из чего сплетается лагерная жизнь, и в этом-то есть
протест души и отдых ума. Здесь говорят о каком-то сказочном прошлом,
которого быть не могло у этих серых оголодавших затрЈпанных людей. Здесь
говорят и о какой-то неописуемо блаженной, подвижно-свободной жизни на воле
тех счастливчиков, которым удалось как-то не попасть в тюрьму. И -- об
искусстве рассуждают здесь, да иногда как ворожебно!
Как будто среди разгула нечистой силы кто-то обвЈл по земле
слабо-светящийся мреющий круг -- и он вот-вот погаснет, но пока не погас --
тебе чудится, что внутри круга ты не подвластен нечисти на эти полчаса.
Да еще ведь здесь кто-то на гитаре перебирает. Кто-то напевает
вполголоса -- совсем не то, что разрешается со сцены. И задрожит в тебе:
жизнь -- есть! она -- есть! И, счастливо оглядываясь, ты тоже хочешь кому-то
что-то выразить.
Однако, говори да остерегись. Слушай, да ущипни себя. Вот Лева Г-н. Он
и изобретатель (недоучившийся студент автодорожного, собирался сильно
повысить к.п.д. двигателя, да бумаги отобрали при обыске). Он и артист,
вместе с ним мы "Предложение" ставим чеховское. Он и философ, красивенько
так умеет: "Я не желаю заботиться о будущих поколениях, пусть они сами
ковыряются в земле. За жизнь я вот так держусь!" -- показывает он, впиваясь
ногтями в дерево стола. "Верить в высокие идеи? -- это говорить по телефону
с оторванным проводом. История -- бессвязная цепь фактов. Отдайте мне мой
хвост! АмЈба -- совершеннее человека: у неЈ более простые функции." Его
заслушаешься: подробно объяснит, почему ненавидит Льва Толстого, почему
упивается Эренбургом и Александром Грином. Он и покладистый парень, не
чуждается в лагере тяжелой работы: долбит шлямбуром стены, правда в такой
бригаде, где 140% обеспечены. Отец у него посажен и умер в 37-м, но сам он
бытовик, сел за подделку хлебных карточек, однако стыдится мошеннической
статьи и жмется к Пятьдесят Восьмой. Жмется-жмется, но вот начинаются
лагерные суды, и такой симпатичный, такой интересный, "так державшийся за
жизнь" Лева Г-н выступает свидетелем обвинения.3 Хорошо, коли ты ему не
слишком много говорил.
Если в лагере есть чудаки (а они всегда есть!), то уж никак их путь не
минует КВЧ, заглянут они сюда обязательно.
Вот Аристид Иванович Довату'р -- чем не чудак? Петербуржец,
румыно-французского происхождения, классический филолог, отроду и довеку
холост и одинок. Оторвали его от Геродота и Цезаря, как кота от мясного, и
посадили в лагерь. В душе его всЈ еще -- недоистолкованные тексты, и в
лагере он -- как во сне.

Страницы: (420) :  <<  ... 291292293294295296297298299300301302303304305306 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
- Помнишь - спросил он сам себя, глядя на сырую землю. - Помнишь
истории о последнем человеке на Земле О людях, одиноко блуждающих среди
руин Это ты, Уильям Лэнтри, воскрешаешь в памяти эти истории. Понимаешь
Ты последний мертвый человек на всем божьем свете!
Мертвых больше нет. Нигде, ни в одной стране нет ни одного мертвеца.
Невозможно, скажете вы Еще как возможно в этом глупом, стерильном,
лишенном воображения, антисептическом мире суперчистоты и строгих научных
методов! Мой Бог, люди, конечно, умирают. Но мертвые Трупы Их нет.
Что происходит с умершими
Кладбище лежало на холме. Уильям Лэнтри в темноте душной ночи добрался
до ограды и взглянул на лежащий внизу Нью-Салем. Весь город был залит
светом. Ракетные корабли пролетали над ним и неслись по небу к самым
отдаленным местам Земли.
Новый вид насилия этого мира будущего добрался до его могилы и пропитал
Уильяма Лэнтри. Он заливал его годами, и теперь он знал о нем все -
сознанием мертвого человека, который ненавидит.
В первую очередь следовало узнать, что эти глупцы делают с умершими.
Он поднял взгляд. В центре города стоял массивный каменный палец,
целящий в звезды. Он был высотой в сто метров и шириной в пятнадцать.
Перед ним были широкие ворота с пандусом.
Скажем, умирает в городе человек, - подумал Уильям Лэнтри. - Через
минуту он будет мертв. Что тогда происходит Едва замрет его пульс,
немедленно пишется свидетельство о смерти, родственники грузят его в
автомобиль-жук и поспешно везут в...
Крематорий!
Вот что такое этот столп огня, этот палец, касающийся звезд.
Крематорий. Функциональное и страшное название. Но такова правда в этом
мире будущего.
Мистера Мертвеца швыряют в печь, как полено.
Фьють!
Уильям Лэнтри смотрел на конец гигантского пистолета, нацеленного в
звезды. Оттуда шла тонкая струйка дыма.
Именно туда свозили умерших.
- Будь осторожен, Уильям Лэнтри, - буркнул он себе под нос. - Ты
последний. Уникальный экземпляр, последний мертвый человек...

Рэй Брэдбери (Ray Bradbury)   
«Огненный столп»