Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

От многих таких случаев
усвоили зэки прочно: не делай сегодня того, что можно сделать завтра. На
зэка, где сядешь, там и слезешь. Опасается он потратить лишнюю калорию там,
где еЈ может быть, можно и не тратить. (Понятие о калориях у туземцев есть и
очень популярно.) Между собою зэки так откровенно и говорят: кто везет, того
и погоняют (а кто, мол, не тянет, на того и рукой машут). В общем работает
зэк лишь бы день до вечера.
(Но тут научная добросовестность заставляет нас признать и некоторую
слабость нашего хода рассуждения. Прежде всего потому, что лагерное правило
"кто везЈт, того и погоняют" оказывается одновременно и старой русской
пословицей. Находим мы у Даля5 также и другое чисто-зэковское выражение:
"живЈт как бы день к вечеру". Такое совпадение вызывает у нас вихрь мыслей:
теория заимствования? теория странствующих сюжетов? мифологическая школа? --
Продолжая эти опасные сопоставления, мы находим среди русских пословиц,
сложившихся при крепостном праве и уже отстоявшихся к XIX веку такие:
-- Дела не делай, от дела не бегай (поразительно! но ведь это же и есть
принцип лагерной резины!)
-- Дай Бог всЈ уметь, да не всЈ делать.
-- Господской работы не переделаешь.
-- Ретивая лошадка недолго живЈт.
-- Дадут ломоть, да заставят неделю молоть. (Очень похоже на зэковскую
реакционную теорию, что даже большая пайка не восполняет трудовых затрат. )
Что ж это получается? Что черезо все светлые рубежи наших
освободительных реформ, просветительства, революций и социализма,
екатерининский крепостной мужик и сталинский зэк, несмотря на полное
несходство своего социального положения -- пожимают друг другу чЈрные
корявые руки?.. Этого не может быть!
Здесь наша эрудиция обрывается, и мы возвращаемся к своему изложению.)
Из отношения к работе вытекает у зэка и отношение к начальству. По
видимости он очень послушен ему; например одна из "заповедей" зэков: не
залупайся! -- то есть никогда не спорь с начальством. По видимости он очень
боится его, гнЈт спину, когда начальник его ругает или даже рядом стоит. На
самом деле здесь простой расчЈт: избежать лишних наказаний. На самом деле
зэк совершенно презирает своЈ начальство -- и лагерное и производственное,
но прикровенно, не выказывая этого, чтобы не пострадать. Гурьбой расходясь
после всяких деловых объявлений, нотаций и выговоров, зэки тут же вполголоса
смеются между собой: было бы сказано, а забыть успеем! Зэки внутренне
считают, что они превосходят своЈ начальство -- и по грамотности, и по
владению трудовыми специальностями и по общему пониманию жизненных
обстоятельств. Приходится признать, что часто так и бывает, но тут зэки в
своЈм самодовольстве упускают, что зато администрация островов имеет
постоянное преимущество перед туземцами в мировоззрении.

Страницы: (420) :  <<  ... 310311312313314315316317318319320321322323324325 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Плывут у нас по Волге ли, по Каме ли
Таланты - все при шпаге, при плаще, -
Руслан Халилов, мой сосед по камере, -
Там Мао делать нечего вообще!

1978-1979

x x x

Меня опять ударило в озноб,
Грохочет сердце, словно в бочке камень.
Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками.

Когда мою заметив маету,
Друзья бормочут: "Скоро загуляет", -
Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу!
Он кислород вместо меня хватает.

Он не двойник и не второе "я",
Все объясненья выглядят дурацки, -
Он плоть и кровь - дурная кровь моя -
Такое не приснится и Стругацким.

Он ждет, когда закончу свой виток,
Моей рукою выведет он строчку, -
И стану я расчетлив и жесток
И всех продам - гуртом и в одиночку.

Я оправданья вовсе не ищу, -
Пусть жизнь уходит, ускользает, тает.
Но я себе мгновенья не прощу,
Когда меня он вдруг одолевает.

Но я собрал еще остаток сил,
Теперь его не вывезет кривая:
Я в глотку, в вены яд себе вгоняю -
Пусть жрет, пусть сдохнет - я перехитрил.

1979

x x x

Мой черный человек в костюме сером!..
Он был министром, домуправом, офицером,
Как злобный клоун он менял личины
И бил под дых, внезапно, без причины.

И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья
И лишь шептал: "Спасибо, что живой".

Я суеверен был, искал приметы,
Что мол, пройдет, терпи, все ерунда...
Я даже прорывался в кабинеты
И зарекался: "Больше - никогда!"

Вокруг меня кликуши голосили:
"В Париж мотает, словно мы в Тюмень, -
Пора такого выгнать из России!
Давно пора, - видать, начальству лень".

Судачили про дачу и зарплату:
Мол, денег прорва, по ночам кую.
Я все отдам - берите без доплаты
Трехкомнатную камеру мою.

И мне давали добрые советы,
Чуть свысока похлопав по плечу,
Мои друзья - известные поэты:
Не стоит рифмовать "кричу - торчу".

И лопнула во мне терпенья жила -
И я со смертью перешел на ты,
Она давно возле меня кружила,
Побаивалась только хрипоты...

Высоцкий Владимир Семенович   
«1979 год»