Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

)
Лозунги Соловецкой коммуны были: "Отдадим долг рабочему классу!", и еще
лучше "ОТ НАС -- ВСі, НАМ -- НИЧЕГО!"34 Придумано было вот какое зверское
наказание для провинившихся членов коммуны: запрещать им выходить на работу!
(Нельзя наказать вора суровее!!)
Впрочем, соловецкое начальство, не столь горячась, как
культвоспитработники, не шибко положилось на воровской энтузиазм, а
применило ленинский принцип: "ударная работа -- ударное снабжение"! Это
значит: коммунаров переселили в отдельные общежития, мягче постелили, теплей
одели и стали отдельно и лучше питать (за счЈт остальных, разумеется). Это
очень понравилось коммунарам, и они оговорили, чтоб никого уже не разлучать,
из коммуны не выбрасывать.
Очень понравилась такая коммуна и не коммунарам -- и все несли
заявления в коммуну. Но решено было в коммуну их не принимать, а создавать
2-й, 3-й, 4-й "трудколлективы", уже без таких льгот. И ни в один коллектив
не принималась Пятьдесят Восьмая, хотя самые развязные из шпаны через газету
поучали еЈ: пора, мол, пора понять, что лагерь есть трудовая школа!
И повезли самолЈтами доклады в ГУЛаг: соловецкие чудеса! бурный перелом
настроения блатных! вся горячность преступного мира вылилась в ударничество,
в соревнование, в выполнение промфинплана! Там удивлялись и распространяли
опыт.
Так и стали жить Соловки: часть лагеря в трудколлективах, и процент
выполнения у них не просто вырос, а -- вдвое! (КВЧ это объясняло влиянием
коллектива, мы-то понимаем, что -- обычная лагерная тухта.35)
Другая часть лагеря -- "неорганизованная" (да ненакормленная, да
неодетая, да на тяжких работах) -- и, понятно, с нормами не справлялась.
В феврале 1931-го года конференция соловецких ударных бригад
постановила: "широкой волной соцсоревнования ответить на новую клевету
капиталистов о принудительном труде в СССР". В марте ударных бригад было уже
136. А в апреле вдруг потребовалась их генеральная чистка, ибо
"классово-чуждый элемент проникал для разложения коллективов". (Вот загадка:
Пятьдесят Восьмую с порога не принимали, кто ж им разлагал? Надо так понять:
раскрылась тухта. Ели-пили, веселились, подсчитали -- прослезились, и
кого-то надо гнать, чтоб остальные шевелились.)
А за радостным гулом шла бесшумная работа отправки этапов: из
материнской соловецкой опухоли слали Пятьдесят Восьмую в далекие гиблые
места открывать новые лагеря.


1 И только сами монахи показались ему для Соловков грешными. Был 1908
год, и по тогдашним либеральным понятиям невозможно было вымолвить о
духовенстве одобрительно. А нам, прошедшим Архипелаг, те монахи пожалуй и
ангелами покажутся. Имея возможность есть "от пуза", они в
Голгофско-Распятском скиту даже рыбу, постную пищу, разрешали себе лишь по
великим праздникам.

Страницы: (420) :  <<  ... 27282930313233343536373839404142 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Ведь природа существует в мысли первого источника движения, т.е.
Бога, а затем – в небе, как в орудии, посредством которого подобие вечной
доброты раскрывается в текучей материи. И подобно тому, как если при совершенном
мастере и наилучшем орудии окажется изъян в форме искусства, то его надлежит
всецело приписывать материи3, так и в том случае, когда Бог достигает предела
совершенства, а его орудие (каковым является небо) не терпит ни малейшего ущерба
в должном своем совершенстве, что явствует из философских рассуждений наших о
небе, приходится все изъяны в земных вещах считать изъянами, зависящими от
лежащей в основе материи, не входящими в намерения Бога-созидателя [c.56] и
неба; и все, что есть в земных вещах хорошего, поскольку оно не может
проистекать от материи, существующей лишь в потенции, происходит первично от
Бога-мастера, а затем от неба, которое есть орудие божественного искусства,
обычно называемого природой. Уже из этого явствует, что право, будучи благом,
первично существует в мысли Бога, и что все, существующее в мысли Бога, есть Бог
(в соответствии со словами: “И все созданное было в нем жизнью”4); Бог же
наиболее желает самого себя, следовательно, право, поскольку оно находится в
Боге, есть предмет желания Бога. И так как воля и предмет воли в Боге одно и то
же, то следует далее, что божественная воля есть это право. И далее из этого
следует, что право в вещах есть не что иное, как подобие божественной воли.
Отсюда мы заключаем, что все несозвучное божественной воле не может быть этим
правом, а все, что божественной воле созвучно, есть это право. Вот почему
спрашивать, по праву ли совершено что-либо (хотя слова и другие), значит
спрашивать, совершено ли это в согласии с тем, чего хочет Бог. Итак, в качестве
исходного предложения нужно выдвинуть следующее: все, чего Бог хочет в обществе
человеческом, то надлежит считать истинным и подлинным правом. Кроме того нужно
помнить о том, чему учит Философ в первых книгах “Никомаховой этики”: “Не в
любой материи одинаково следует искать [c...

Данте Алигьери (Dante Alighieri)   
«Монархия (2-я книга)»