Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

У
них венок в петлице, неизвестно что венчающий венок, а погоны уже не стали
правда голубые (стесняются), но кантик голубенький или даже красный, или
малиновый. На их лицах -- задубеневшая отложившаяся жестокость и всегда
мрачно-недовольное выражение. Казалось бы, всЈ хорошо в их жизни, а вот
выражение недовольное. То ли кажется им, что они еще что-то лучшее упускают?
То ли уж за все злодейства метит Бог шельму непременно? -- В вологодских,
архангельских, уральских поездах в купированных вагонах -- повышенный
процент этих военных. За окном мелькают облезлые лагерные вышки. "Ваше
хозяйство?" -- спрашивает сосед. Военный кивает удовлетворительно, даже
гордо: "Наше". "Туда и едете?" "Да". "И жена работает тоже?" "Девяносто
получает. Да я две с половиной сотни (майор). Двое детей. Не разгонишься".
Вот этот например, даже с городскими манерами, очень приятный собеседник для
поезда. Замелькали колхозные поля, он объясняет: "В сельском хозяйстве
значительно лучше пошли дела. Они теперь сеют, что хотят". (А когда из
пещеры первый раз вылезли засевать лесной пожог -- не "что хотели" сеяли?..)
В 1962 году ехал я через Сибирь в поезде первый раз вольным. И надо же!
-- в купе оказался молодой эмведешник, только что выпущенный из Тавдинского
училища и ехавший в распоряжение иркутского УИТЛ. Я притворился
сочувственным дурачком, и он рассказывал мне, как стажировку проходили в
современных лагерях, и какие эти заключЈнные нахальные, бесчувственные и
безнадежные. На его лице еще не установилась эта постоянная жестокость, но
показал он мне торжественный снимок 3-го выпуска Тавды, где были не только
мальчики, но и давние лагерщики, добиравшие образование (по дрессировке,
сыску, лагереведению и марксизму-ленинизму) больше для пенсии уже, чем для
службы, -- и я хоть и видел виды, однако ахнул. Чернота души выбивается в
лица! Как же умело отбирают их из человечества!
В лагере военнопленных Ахтме (Эстония) был такой случай: русская
медсестра вступила в близость с военнопленным немцем, это обнаружили. ЕЈ не
просто изгнали из своей благородной среды -- о, нет! Для этой женщины,
носившей русские офицерские погоны, сколотили близ вахты за зоной тесовую
будку (трудов не пожалели) с кошачьим окошком. В этой будке продержали
женщину неделю, и каждый вольный, приходящий "на работу" и уходящий с неЈ --
бросал в будку камнями, кричал "б... немецкая!" и плевал.
Вот так они и отбираются.
Поможем сохранить для истории фамилии колымских лагерщиков-палачей, не
знавших (конец 30-х годов) границ своей власти и изобретательной жестокости:
Павлов, Вишневецкий, Гакаев, Жуков, Комаров, Кудряшев М. А., Логовиненко.
Меринов, Никишов, Резников, Титов, Василий "Дуровой". Упомянем и
Светличного, знаменитого истязателя из Норильска, много жизней числят зэки
за ним.

Страницы: (420) :  <<  ... 334335336337338339340341342343344345346347348349 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
За т.Богоявленского - Преображенский.
И я полагаю - Кшесинский".

Коротков вышел от кассира, широко и глупо улыбаясь. В руках у него было
4 больших желтых пачки, 5 маленьких зеленых, а в карманах 13 синих коробок
спичек. У себя в комнате, прислушиваясь к гулу изумленных голосов в
канцелярии, он упаковал спички в два огромных листа сегодняшней газеты и,
не сказавшись никому, отбыл со службы домой. У подъезда Спимата он чуть не
попал под автомобиль, в котором кто-то подъехал, но кто именно, Коротков
не разглядел.
Прибыв домой, он выложил спички на стол и, отойдя, полюбовался на них.
Глупая улыбка не сходила с его лица. Затем Коротков взъерошил белокурые
волосы и сказал самому себе:
- Ну-с, унывать тут долго нечего. Постараемся их продать.
Он постучался, к соседке своей, Александре Федоровне, служащей в
Губвинскладе.
- Войдите, - глухо отозвалось в комнате.
Коротков вошел и-изумился. Преждевременно вернувшаяся со службы
Александра Федоровна в пальто и шапочке сидела на корточках на полу. Перед
нею стоял строй бутылок с пробками из газетной бумаги, наполненных
жидкостью густого красного цвета. Лицо у Александры Федоровны было
заплакано.
- 46, - сказала она и повернулась к Короткову.
- Это чернила?.. Здравствуйте, Александра Федоровна, - вымолвил
пораженный Коротков.
- Церковное вино, - всхлипнув, ответила соседка.
- Как, и вам? - ахнул Коротков.
- И вам церковное? - изумилась Александра Федоровна.
- Нам - спички, - угасшим голосом ответил Коротков и закрутил пуговицу
на пиджаке.
- Да ведь они же не горят! - вскричала Александра Федоровна, поднимаясь
и отряхивая юбку.
- Как это так, не горят? - испугался Коротков и бросился к себе в
комнату. Там, не теряя ни минуты, он схватил коробку, с треском распечатал
ее и чиркнул спичкой. Она с шипеньем вспыхнула зеленоватым огнем,
переломилась и погасла. Коротков, задохнувшись от едкого серного запаха,
болезненно закашлялся и зажег вторую. Та выстрелила, и два огня брызнули
от нее. Первый попал в оконное стекло, а второй - в левый глаз товарища
Короткова...

Булгаков Михаил Афанасьевич   
«Дьяволиада»