Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

Такой город весь дышит лагерным окружением, офицеры-лагерщики и
группы солдат охраны ходят и ездят по нему густо, как оккупанты; лагерное
управление -- главное учреждение города; телефонная сеть -- не городская, а
лагерная; маршруты автобусов все ведут из центра города в лагеря; все жители
кормятся от лагерей.
Из таких провинциальных столиц Архипелага крупнейшая -- Караганда. Она
создана и наполнена ссыльными и бывшими заключЈнными, так что старому зэку
по улице и пройти нельзя, чтобы то и дело не встречать знакомых. В ней --
несколько лагерных управлений. И как песок морской рассыпано вокруг неЈ
лагпунктов.
Кто же живЈт в прилагерном мире? 1) Коренные местные жители (их может и
не быть); 2) ВОхра -- военизированная охрана; 3) Лагерные офицеры и их
семьи; 4) Надзиратели с семьями (надзиратели, в отличие от охраны, всегда
живут по-домашнему, даже когда числятся на военной службе); 5) Бывшие зэки
(освободившиеся из этого или соседнего лагеря);1 6) Разные ущемленные --
полурепрессированные, с "нечистыми" паспортами. (Они, как бывшие зэки, живут
здесь не по доброй воле, а по заклятью: им если и не указана прямо эта
точка, как ссыльным, то во всяком месте им будет хуже с работой и жильЈм, а
может быть и совсем доить не дадут.); 7) Производственное начальство. Это --
люди высокопоставленные, всего несколько человек на большой посЈлок. (Иногда
их тоже может не быть); 8) Собственно вольняшки, всЈ наброд да приволока --
разные приблудные, пропащие и приехавшие на лихие заработки. Ведь в этих
далЈких гиблых местах можно работать втрое хуже, чем в метрополии, и
получать вчетверо бо'льшую зарплату: за полярность, за удалЈнность, за
неудобства, да еще приписывая себе труд заключЈнных. К тому ж многие
стягиваются сюда по вербовке, по договорам и еще получают подъЈмные. Для
тех, кто умеет мыть золото из производственных нарядов, прилагерный мир --
Клондайк. Сюда тянутся с поддельными дипломами, сюда приезжают авантюристы,
проходимцы, рвачи. Выгодно ехать сюда тем, кому нужна бесплатно чужая голова
(полуграмотному геологу геологи-зэки и проведут полевые наблюдения, и
обработают их, и выводы сделают, а он потом хоть диссертацию защищай в
метрополии). Сюда забрасывает неудачников и просто горьких пьяниц. Сюда
приезжают после крушения семей или скрываясь от алиментов. ЕщЈ бывают здесь
молодые выпускники техникумов, кому не удалось при распределении
благополучно славировать. Но с первого дня приезда сюда они начинают рваться
назад в цивилизованный мир, и кому не удаЈтся это за год, то уже за два
обязательно. А есть среди вольняшек и совсем другой разряд: уже пожилых, уже
десятки лет живущих в прилагерном мире и так придышавшихся к нему, что
другого мира, слаще, -- им не надо. Закрывается их лагерь, или перестаЈт
начальство платить им, сколько они требуют -- они уезжают, но непременно в
другую такую же прилагерную зону, иначе они жить не могут.

Страницы: (420) :  <<  ... 346347348349350351352353354355356357358359360361 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Таких ужасов в
аду нет, до таких утонченных пыток сатана никогда не додумается. Напротив,
описание Данте несколько смягчено и в общем опоэтизировано. Мне ад явился в
виде большой кухни из зажиточного дома с бесконечно длинной плитой,
уставленной в три ряда чугунными котлами, в которых сидели и жарились
нечестивцы. В одном ряду сидели христианские грешники, и -- трудно поверить!
-- число их было вовсе не малое, и черти особенно усердно раздували под ними
огонь. В другом ряду сидели евреи; они непрестанно кричали, а черти время от
времени поддразнивали их: так, например, очень потешно было смотреть, как
один из чертенят вылил на голову толстого, пыхтевшего ростовщика, который
жаловался на жару, несколько ведер холодной воды, дабы показать ему воочию,
что крещение -- поистине освежающая благодать. В третьем ряду сидели
язычники, которые, подобно евреям, не могут приобщиться небесному блаженству
и должны гореть вечно. Я слышал, как один из них негодующе крикнул из котла
дюжему черту, сгребавшему под него угли: "Пощади меня! Я был Сократом,
мудрейшим из смертных, я учил истине и справедливости и отдал жизнь свою за
добродетель!" Но глупый дюжий черт продолжал свое дело и только проворчал:
"Э, что там! Всем язычникам положено гореть, и для одного мы не станем
делать исключение!"
Уверяю вас, madame, там была ужасающая жара, со всех сторон слышались
крики, вздохи, стоны, вопли, визги и скрежетания, но сквозь все эти страшные
звуки настойчиво проникала жестокая мелодия той песни о непролитой слезе.
ГЛАВА II
Она была пленительна, и он был пленен ею; он же пленительным не был, и
она им не пленилась.
Старая пьеса
Madame! Старая пьеса -- подлинная трагедия, хотя героя в ней не убивают
и сам он не убивает себя. Глаза героини красивы, очень красивы, -- madame,
не правда
105


ли, вы почувствовали аромат фиалок? -- они очень красивы, но так остро
отточены, что, вонзившись мне в сердце подобно стеклянным кинжалам, они, без
сомнения, проткнули меня насквозь -- и все же я не умер от этих
смертоубийственных глаз...

Гейне (Хейне) Генрих (Heine Heinrich)   
«Идеи. Книга Le Grand»