Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

Там они хоть полулюди, здесь не были бы
и ими. Они останутся там до смерти, приживутся и дети как коренные.

2 Если вахтеры находили и там, -- то всЈ же никакого рапорта начальству
не следовало: комсомольцы-охранники вместо того предпочитали трофейную водку
выпить сами.

3 Большая выгода работать в прилагерном мире видна была и на вольняшках
московских лагерей. У нас на Калужской заставе в 1946 году было двое вольных
каменщиков, один штукатур, один маляр. Они числились на нашей стройке,
работать же почти не работали, потому что не могло им строительство выписать
больших денег: надбавок здесь не было, и объемы были все меряные:
оштукатурка одного квадратного метра стоила 32 копейки, и никак невозможно
оценить метр по полтиннику или записать метров в три раза больше, чем есть
их в комнате. Но во-первых наши вольняшки потаскивали со строительства
цемент, краски, олифу и стекло, а во-вторых хорошо отдыхали свой 8-часовой
рабочий день, вечером же и по воскресеньям бросались на главную работу --
левую, частную и тут-то добирали свое. За такой же квадратный метр стены тот
же штукатур брал с частного человека уже не 32 копейки, а червонец, и в
вечер зарабатывал двести рублей!
* Говорил ведь Прохоров: д е н ь г и -- о н и д в у х э т а ж н ы е
теперь. Какой западный человек может понять "двухэтажные деньги"? Токарь в
войну получал за вычетами 800 рублей в месяц, а хлеб на рынке стоил 140
рублей. Значит, он за м е с я ц не дорабатывал к карточному пайку и
ш е с т и к и л о г р а м м о в хлеба -- то есть, он не мог на всю семью
принести двести граммов в день! А между тем -- жил... С открытой наглостью
платили рабочим нереальную зарплату и предоставляли изыскивать "второй
этаж". И тот, кто платил нашему штукатуру бешеные деньги за вечер, тоже в
чЈм-то и где-то добирал свой "второй этаж". Так торжествовала
социалистическая система, да только на бумаге. Прежняя -- живучая, гибкая,
-- не умирала ни от проклятий, ни от прокурорских преследований.

--------
Глава 22. Мы строим

После всего сказанного о лагерях, так и рвется вопрос: да полно! Да
выгоден ли был государству труд заключЈнных? А если не выгоден -- так стоило
ли весь Архипелаг затевать?
В самих лагерях среди зэков обе точки зрения на это были, и любили мы
об этом спорить.
Конечно, если верить вождям -- спорить тут не о чем. Товарищ Молотов,
когда-то второй человек государства, изъявил VI съезду Советов СССР по
поводу использования труда заключЈнных: "Мы делали это раньше, делаем теперь
и будем делать впредь. Это выгодно для общества. Это полезно для
преступников".
Не для государства это выгодно, заметьте! -- для самого общества. А для
преступников -- полезно.

Страницы: (420) :  <<  ... 353354355356357358359360361362363364365366367368 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Если оставить в стороне гений Данте и Вергилия, мы вполне сможем
сравнить себя с ними, ибо ворота, что ведут в усыпальницу аббатства
Сен-Дени и вот-вот распахнутся перед нами, во многом подобны вратам ада: и
над ними могла бы стоять та же самая надпись. Так что, будь в руках у нас
факел Данте, а проводником нашим Вергилий, нам недолго пришлось бы бродить
среди гробниц трех царствующих родов, погребенных в склепах старинного
аббатства, чтобы найти могилу убийцы, чье преступление было бы столь же
отвратительно, сколь преступление архиепископа Руджиери, или могилу жертвы,
чья судьба так же плачевна, как судьба узника Пизанской башни.
Есть на этом обширном кладбище, в нише слева, скромная гробница, возле
которой я всегда в задумчивости склоняю голову. На ее черном мраморе рядом
друг с другом высечены два изваяния - мужчины и женщины. Вот уже четыре
столетия они покоятся здесь, молитвенно сложив руки: мужчина вопрошает
всевышнего, чем он его разгневал, а женщина молит прощения за свою измену.
Изваяния эти - статуи безумца и его неверной супруги; целых два десятилетия
умопомешательство одного и любовные страсти другой служили во Франции
причиной кровавых раздоров, и не случайно на соединившем их смертном ложе
вслед за словами: "Здесь покоятся король Карл VI, Благословенный, и
королева Изабелла Баварская, его супруга" - та же рука начертала:
"Помолитесь за них".
Здесь, в Сен-Дени, мы и начнем листать темную летопись этого
удивительного царствования, которое, по словам поэта, "прошло под знаком
двух загадочных призраков - старика и пастушки" - и оставило в наследство
потомкам лишь карточную игру, этот насмешливый и горький символ вечной
шаткости империй и удела человеческого.
В этой книге читатель найдет немного светлых, радостных страниц, зато
слишком многие будут нести на себе красные следы крови и черные - смерти.
Ибо богу угодно было, чтобы все на свете окрашивалось в эти цвета, так что
он даже превратил их в самый символ человеческой жизни, сделав ее девизом
слова: "Невинность, страсти и смерть"...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Изабелла Баварская»