Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

Потребность покаяться гнездилась всЈ-таки,
шевелилась, и изолгавшиеся люди хоть этой старой песне могли похлопать от
души.
(9). ЖЕСТОКОСТЬ. А где же при всех предыдущих качествах удержаться было
добросердечности? Отталкивая призывные руки тонущих -- как же сохранишь
доброту? Уже измазавшись в кровушке -- ведь потом только жесточеешь. Да
жестокость ("классовая жестокость") и воспевали, и воспитывали, и уж
теряешь, верно, где эта черта между дурным и хорошим. Ну, а когда еще и
высмеяна доброта, высмеяна жалость, высмеяно милосердие -- кровью напоенных
на цепи не удержишь!
Моя безымянная корреспондентка (с Арбата 15) спрашивает "о корнях
жестокости", присущей "некоторым советским людям". Почему, чем беззащитнее в
их распоряжении человек, тем большую жестокость они проявляют? И приводит
пример -- совсем, вроде бы, и не главный, но мы его повторим.
Зима с 43-го на 44-й год, челябинский вокзал, навес около камеры
хранения. Минус 25 градусов. Под навесом -- цементный пол, на нЈм --
утоптанный прилипший снег, занесЈнный извне. В окне камеры хранения --
женщина в ватнике, с этой стороны окна -- упитанный милиционер в дубленном
полушубке. Они ушли в игровой ухаживающий разговор. А на полу лежит
несколько человек -- в хлопчатобумажных одежонках и тряпках цвета земли, и
даже ветхими назвать эти тряпки -- слишком их украсить. Это молодые ребята
-- изможденные, опухшие, с болячками на губах. Один, видно в жару, прилЈг
голой грудью на снег, стонет. Рассказывающая подошла к ним узнать,
оказалось: один из них кончил срок в лагере, другой сактирован, но при
освобождении им неправильно оформили документы и теперь не дают билетов на
поезд домой. А возвращаться в лагерь у них нет сил -- истощены поносом.
Тогда рассказчица стала отламывать им по кусочку хлеба. Тут милиционер
оторвался от весЈлого разговора и угрозно сказал ей: "Что, тЈтка,
родственников признала? Уходи-ка лучше отсюда, умрут и без тебя". И она
подумала -- а ведь возьмЈт ни с того, ни с сего и меня посадит! (И верно,
отчего бы нет?) И -- ушла.
Как здесь всЈ типично для нашего общества -- и то, что' она подумала, и
как ушла. И этот безжалостный милиционер, и безжалостная женщина в ватнике,
и та кассирша, которая отказала им в билетах, и та медсестра, которая не
примет их в городскую больницу, и тот вольнонаЈмный дурак, который оформлял
им документы в лагере.
Пошла лютая жизнь, и уже, как при Достоевском и Чехове, не назовут
заключЈнного "несчастненьким", а пожалуй только -- "падло". В 1938 г.
магаданские школьники бросали камнями в проводимую колонну заключЈнных
женщин (вспоминает Суровцева).
Знала ли наша страна раньше или знает другая какая-нибудь теперь
столько отвратительных и раздирающих квартирных и семейных историй? Каждый
читатель расскажет их довольно, упомянем одну-две.

Страницы: (420) :  <<  ... 399400401402403404405406407408409410411412413414 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Как сейчас,
например!
Вот они, львы, в пятнадцати футах, такие правдоподобные - да-да,
такие, до ужаса, до безумия правдоподобные, что ты чувствуешь, как твою
кожу щекочет жесткий синтетический мех, а от запаха разгоряченных шкур у
тебя во рту вкус пыльной обивки, их желтизна отсвечивает в твоих глазах
желтизной французского гобелена... Желтый цвет львиной шкуры, жухлой
травы, шумное львиное дыхание в тихий полуденный час, запах мяса из
открытой, влажной от слюны пасти.
Львы остановились, глядя жуткими желто-зелеными глазами на Джорджа и
Лидию Хедли.
- Берегись! - вскрикнула Лидия.
Львы ринулись на них.
Лидия стремглав бросилась к двери, Джордж непроизвольно побежал
следом. И вот они в коридоре, дверь захлопнута, он смеется, она плачет, и
каждый озадачен реакцией другого.
- Джордж!
- Лидия! Моя бедная, дорогая, милая Лидия!
- Они чуть не схватили нас!
- Стены, Лидия, светящиеся стены, только и всего. Не забывай.
Конечно, я не спорю, они выглядят очень правдоподобно - Африка в вашей
гостиной! - но это лишь повышенного воздействия цветной объемный фильм и
психозапись, проектируемые на стеклянный экран, одорофоны и стереозвук.
Вот возьми мой платок.
- Мне страшно. - она подошла и всем телом прильнула к нему, тихо
плача. - Ты видел? Ты почувствовал? Это чересчур правдоподобно.
- Послушай, Лидия...
- Скажи Венди и Питеру, чтобы они больше не читали про Африку.
- Конечно... Конечно. - он погладил ее волосы. - Обещаешь?
- Разумеется.
- И запри детскую комнату на несколько дней, пока я не справлюсь с
нервами.
- Ты ведь знаешь, как трудно с Питером. Месяц назад я наказал его,
запер детскую комнату на несколько часов - что было! Да и Венди тоже...
Детская для них - все.
- Ее нужно запереть, и никаких поблажек.
- Ладно. - он неохотно запер тяжелую дверь. - Ты переутомилась, тебе
нужно отдохнуть...

Рэй Брэдбери (Ray Bradbury)   
«Вельд»