Бодался теленок с дубом

Александр Солженицын. Бодался теленок с дубом
Очерки литературной жизни

------------------------------------------------------------
Издание: А. Солженицын; "Бодался телёнок с дубом", Очерки
литературной жизни. Париж, YMCA-PRESS, 1975.
Последние исправления: 11 июня 2004
------------------------------------------------------------

ОГОВОРКА

Есть такая, немалая, вторичная литература: литература о
литературе; литература вокруг литературы; литература,
рождённая литературой (если б не было подобной перед тем,
так и эта б не родилась). Сам я, по профессии, такую
почитать люблю, но ставлю значительно ниже литературы
первичной. А написанного всего так много, а читать людям всё
меньше досуга, что кажется: мемуары писать да ещё
литературные - не совестно ли?
И уж никак не предполагал, что и сам, на 49-м году
жизни, осмелюсь наскребать вот это что-то мемуарное. Но два
обстоятельства сошлись и направили меня.
Одно - наша жестокая и трусливая потаённость, от которой
все беды нашей страны. Мы не то, чтоб открыто говорить и
писать и друзьям рассказывать, что думаем и как истинно было
дело - мы и бумаге доверять боимся, ибо по-прежнему секира
висит над каждой нашей шеей, гляди опустится. Сколько эта
потаённость ещё продлится - не предсказать, может многих нас
раньше того рассекут, и пропадёт с нами невысказанное.
Обстоятельство второе - что на шею мне петля уже два
года как наложена, но не стянута, а наступающею весной я
хочу головой легонько рвануть. Петля ли порвётся, шею ли
сдушит - предвидеть точно нельзя.
А тут как раз между двумя глыбами - одну откатил, перед
второй робею, выдался у меня маленький передых.
И я подумал, что может быть время пришло кое-что на
всякий случай объяснить.

Апрель 1967


ПИСАТЕЛЬ-ПОДПОЛЬЩИК

То не диво, когда подпольщиками бывают революционеры.
Диво - когда писатели.
У писателей, озабоченных правдой, жизнь и никогда проста
не бывала, не бывает (и не будет!): одного донимали
клеветой, другого дуэлью, того - разломом семейной жизни,
того - разорением или непокойной невылазной нищетою, кого
сумасшедшим домом, кого тюрьмой. А при полном благополучии,
как у Льва Толстого, своя же совесть ещё горше расцарапает
грудь изнутри.
Но всё-таки нырять в подполье и не о том печься, чтобы
мир тебя узнал, а чтобы наоборот - не дай Бог не узнал, -
этот писательский удел родной наш, чисто русский, русско-
советский. Теперь установлено, что Радищев в последнюю
часть жизни что-то важное писал и глубоко, и
предусмотрительно таил так глубоко, что и мы теперь не
найдём и не узнаем. И Пушкин с остроумием зашифровывал 10-ю
главу "Онегина", это знают все. Меньше знали, как долго
занимался тайнописью Чаадаев: рукопись свою отдельными
листиками он раскладывал в разных книгах своей большой
библиотеки.

Страницы: (394) : 123456789101112131415 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... По этим-то причинам и была организована школа для провокаторов. Политически натасканный шпик не растеряется ни на каком чешском митинге. Он первый предложит антиавстрийскую резолюцию, а потом гаркнет, как это делал полицейский комиссар Хум: "Ага, голубчики, попались!" Так возникла школа провокаторов в Праге. Там, разумеется, не вдавались в высокие материи, а выявляли и изучали те бунтарские чувства и замыслы, которые давно уже зреют в сердцах чешских граждан. В полиции была отведена специальная комната для занятий и вывешено расписание: "От 9 до 10. Изучение причин неизбежного развала Австро-Венгрии. От 10 до 11. Почему чехам не следует воевать против русских и сербов? От 11 до 12. Организация подпольных партий. От 12 до 1 ч. Наиболее распространенные оскорбления монарха и членов императорского дома, а также другие предосудительные слова и выражения. С 2 до 4. Общие основы провокаторского искусства и предварительное определение кары за недозволенные высказывания (в пределах от 2 до 15 лет тюрьмы)". Эта прекрасная программа еще больше понравилась агентам, когда на учебные пособия им выдали по пятьдесят крон. Для самых тупоголовых агентов устроили дополнительные вечерние занятия. Словом, все было организовано наилучшим образом. Занятия шли полным ходом. Полицейские агенты усердно штудировали дома свои записи, используя для этого каждую свободную минуту. В семье филера Брауна не знали, что и думать. Госпожа Браунова со слезами жаловалась соседям: - Право, не знаю, похоже, что мой Браун совсем спятил. Целый вечер перечитывает какие-то листки и кричит: "Итак, господа, после трехсот лет рабства пришло время решительных действий! Монархия - истукан на глиняных ногах; достаточно толкнуть его, и он рассыплется..." Я говорю ему: "Ты с ума сошел, мы же останемся без хлеба". А он как поглядит на меня да как зыкнет: "Молчи, дура, не суйся в политику!" И снова бегает по комнате, заглядывает в свою бумажку и бормочет: "Хватит! Довольно мы молчали, со времен Белой горы и по сегодняшний день! Я стрелять в русских не буду. И в сербов тоже не буду. Надеюсь, и вы, сударь? Разрешите представиться..." Ну, я, известно, хожу и реву. А он ругается, что я ему заниматься мешаю. "Брось,-говорю,-ты, Христа ради, все эти глупости, доведут они тебя до тюрьмы"...

Ярослав Гашек (Jaroslav Hasek)   
«Школа провокаторов»