Бодался теленок с дубом

.. Не
завершено? Произведения великие всегда несут черты
незавершённости: "Воскресенье", "Бесы", да где этого нет?..
Эту вещь мы хотим печатать. Если автор ещё над ней
п_о_р_а_б_о_т_а_е_т - запустим её и будем стоять за неё по
силам и даже больше!
Так он внезапно перевесил решение - за "младших" (они
растрогали его своими горячими речами) и против своих
заместителей (хотя, очевидно, обещал им иначе).
И тут же, на этом заседании, он говорил иное: то вот - о
советской власти; то - "заглавие будем снимать", не
испрашивая встречных мнений. То прерывал мой ответ
державными репликами, тоном покровительственным и в политике
и в мастерстве. Он абсолютно был уверен, что во всех
обсуждаемых вопросах разбирается лучше присутствующих, что
только он и понимает пути развития литературы. (Так высоко
умел рассуждать! - а и сегодня не удержался от ворчания:
"отрастил бороду, чтобы..." - не знал он, что борода уже
вторая... Это не просто было ворчание, но подчинённость
личного мнения мнению компетентных органов).
Возражал я им всем дотошно, но лишь потому что все их
выступления успел хорошо записать, и вот они всё равно
лежали передо мной на листе. Только одно местечко с
подъёмом: каких уступок от меня хотят? Русановых миллионы,
над ними не будет юридического суда, тем более должен быть
суд литературы и общества. А без этого мне и литература не
нужна, и писать не хочу.
Ни в бреде Русанова, ни в "анкетном хозяйстве", ни в
навыках "нового класса" я не собирался сдвинуться.
А в остальном все часы этого обсуждения я заметил за
собой незаинтересованность: как будто не о моей книге речь,
и безразлично мне, что решат.
Дело в том, что самиздатские батальоны уже шагали!.. А в
печатание легальное я верить перестал. Но пока марш
батальонов не донёсся до кабинета Твардовского, надо было
пробовать. Тем более, что 2-ю часть я предвидел ещё менее
"проходимой".
Нет, они не требовали от меня убирать анкетное хозяйство
или черты нового класса, или комиссию по чистке, или ссылку
народов. А уж ленинградскую блокаду можно было разделить
между Сталиным и Гитлером. Главу с Авиетой со вздохом пока
отсечь. Бессмысленнее и всего досаднее было - менять
название. Ни одно взамен не шло.
Всё ж я покорился, через неделю вернул в "Н. Мир"
подстриженную рукопись и в скобках на крайний случай указал
Твардовскому запасное название (что-то вроде "Корпус в конце
аллеи", вот так они всё и мазали).
Ещё через неделю состоялось новое редакционное
обсуждение. Случайно ли, не случайно, но не было: ни
Лакшина, считавшего бы грехом совести держать эту рукопись
взаперти, ни Марьямова с нравственным долгом довести её до
читателя.

Страницы: (394) :  <<  ... 949596979899100101102103104105106107108109 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Берта. Кабы только одно это, фрекен! А то я ужасно боюсь еще не угодить
молодой барыне.
Фрекен Тесман. Ну что же... сначала, пожалуй, может статься, что...
Берта. Уж очень она с виду важная.
Фрекен Тесман. Еще бы... дочь генерала Габлера. Ведь к какой жизни
привыкла она при отце! Помнишь, как она, бывало, каталась с ним верхом? В
длинной черной амазонке? И с перышком на шляпе?
Берта. Как же, как же! Вот уж не думала я тогда, не гадала, что из нее
с нашим кандидатом выйдет парочка!
Фрекен Тесман. И я тоже не думала... Да, вот что, Берта, пока я не
забыла, не называй больше Йоргена кандидатом. Он теперь уж доктор.
Берта. Да, да, молодая барыня тоже об этом толковала вчера ночью... как
только они в двери вошли. А это верно?
Фрекен Тесман. Конечно. Ты представь себе, Берта, его сделали доктором
там, за границей. Во время их поездки, понимаешь? Я сама ровно ничего на
знала, да Йорген рассказал мне об этом вчера на пристани.
Берта. Что же, конечно... он мог стать чем угодно. Такой ученый! Только
не думала я, что он тоже захочет людей лечить.
Фрекен Тес м а н. Да ведь он совсем не такой доктор. (Многозначительно
кивает головой.) Впрочем, скоро, пожалуй, придется тебе величать его и еще
поважнее!
Берта. Да неужто? Как же это?
Фрекен Тесман (с улыбкой). Гм... да, знала бы ты только! (Растроганно.)
О, боже мой! Видел бы покойный Йокум из своей могилы... что вышло из его
мальчугана! (Осматривается.) Однако зачем это ты сняла чехлы с мебели?
Берта. Так барыня велела... Терпеть, говорит, не могу чехлов на
креслах.
Фрекен Тесман. Что же... разве они и по будням будут сидеть тут?
Берта. Похоже, что так. То есть барыня, собственно. Сам-то доктор
ничего не говорил.

В задней комнате справа показывается, напевая, Йорген Тесман с пустым
раскрытым чемоданом в руках. Он среднего роста, очень моложавый на вид
человек лет тридцати трех, несколько полный. Лицо круглое, открытое, с
благодушным выражением...

Ибсен Генрик Юхан (Ibsen Henrik Johan)   
«Гедда Габлер»