Бодался теленок с дубом

Чтобы выиграть время, я попросил моих
близких принести Твардовскому промежуточный, не вполне
оконченный вариант месяцем раньше с таким письмом, якобы из
рязанского леса:
"Дорогой Александр Трифонович!
Мне кажется справедливым предложить вам быть первым...
(где уж там первым) ...читателем 2-й части, если вы этого
захотите... Текст ещё подвергнется шлифовке, я пока не
предлагаю повесть всей редакции... Пользуюсь случаем
заверить вас, что несостоявшееся наше сотрудничество по 1-й
части никак не повлияло на моё отношение к "Н. Миру". Я по
прежнему с полной симпатией слежу за позицией и
деятельностью журнала... (Здесь натяжка, конечно.) ...Но
обстановка общелитературная слишком крута для меня, чтобы я
мог разрешить себе и дальше ту пассивную позицию, которую
занимал четыре года..."
То есть, я даже не просил рассмотреть вопроса о
печатании. После ссоры и полугодового разрыва я только
предлагал Твардовскому почитать.
По времени сложилось отлично: пока я в марте 67-го
вернулся и доработал 2-ю часть, - в "Н. Мире" её не только
А. Т., но все прочли - и оставалось мне лишь получить их
отказ, отказ от всяких дальнейших претензий на повесть. За
год я получил из пяти советских журналов отказ напечатать
даже самую безобидную главу из 1-й части - "Право лечить"
(ташкентский журнал не поместил её даже в благотворительном
безгонорарном номере); затем от всей 1-й части отказались -
"Простор" (трусливым оттягиванием) и "Звезда" ("в Русанова
вложено больше ненависти, чем мастерства" - а ведь этого на
страницах советских книг никогда не допускали!,
"ретроспекции в прошлое создают ощущение, будто культ
личности полностью перечеркнул всё, что было советским
народом сделано хорошего" - ведь домны вполне возмещают и
гибель миллионов и всеобщее развращение; и хотелось бы
"увидеть более ясно отличие авторских позиций от позиций
толстовства" - так уж тем более Льва Толстого строчки бы не
напечатали!).
Каждый такой отказ был перерубом ещё-ещё-ещё одной
стропы, удерживающей на привязи воздушный шар моей повести.
Оставалось последний переруб получить от Твардовского - и
никакая постылая стяга больше не удерживала бы мою повесть,
рвущуюся двигаться.
Наша встреча была 16 марта. Я вошёл весёлый, очень
жизнерадостный, он встретил меня подавленный, неуверенный.
Естественно было нам говорить о 2-й части, но за полтора
часа с глазу на глаз меньше всего разговору было о ней.
Мой путь уже был втайне определён, я шёл на свой рок, и
с поднятым духом. Видя подавленность А. Т., мне хотелось
подбодрить и его. За это время он потерпел несколько
партийных и служебных поражений: на XXIII съезде его не
выбрали больше в ЦК; сейчас не выбирали и в Верх.

Страницы: (394) :  <<  ... 106107108109110111112113114115116117118119120121 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Трудность в том, что очень
немногие из нас узнают их, когда мы их видим. Мы унаследовали от
прошлого великую сокровищницу прекрасного - нетленные шедевры поэзии,
живописи, скульптуры, архитектуры, музыки, изысканный стиль одежды,
мебели, убранства домов... Мы можем созерцать эти сокровища! Можем
воспроизвести многие из них! Можем купить несколько неподражаемых
оригиналов! Мы можем выключить девятнадцатый ве...
Сэвоярд (поправляет его). Двадцатый.
Граф. Век, который я выключаю, для меня всегда будет девятнадцатый, так же
как вашим национальным гимном всегда останется "Боже, храни королеву",
сколько бы королей ей ни наследовало. Англию я нашел оскверненной
индустриализмом. Ну что ж! Я поступил, как Байрон: я попросту отказался
в ней жить. Помните слова Байрона: "Я уверен, что кости мои не обретут
покоя в английской могиле и мой прах не смешается с землей этой страны.
Мне кажется, я бы сошел с ума на смертном одре при одной мысли, что у
кого-либо из моих друзей хватит низости перевезти мой труп на
английскую землю. Даже ее червей я бы не стал кормить, будь это в моей
воле".
Сэвоярд. Неужели Байрон это сказал?
Граф. Да, сэр, сказал.
Сэвоярд. Это на него не похоже. Одно время я очень часто с ним встречался.
Граф. Вы? Как же это могло быть? Вы слишком молоды.
Сэвоярд. Ну конечно, я был еще молокосос. Но я участвовал в постановке
"Наших мальчиков".
Граф. Дорогой сэр, это не тот Байрон! Лорд Байрон - поэт.
Сэвоярд. Ах, простите! Я думал, вы говорите об известном Байроне. Так,
значит, вы предпочитаете жить за границей?
Граф, Англию я нахожу уродливой и пошлой. Ну что ж, я в Англии не живу.
Современные дома я нахожу уродливыми: я в них не живу; у меня есть
дворец на Grand canal. Современную одежду я нахожу прозаической: я не
ношу ее, вернее, ношу только вне дома. Гнусавая лондонская речь
оскорбляет мой слух: я живу там, где ее не слышно, говорю по-итальянски
и слушаю итальянскую речь...

Шоу, Джордж Бернард (Shaw, George Bernard)   
«Первая пьеса Фанни»