Бодался теленок с дубом

Я сидел, готовый записывать, но они что-то не выступали.
Я выбил из их рук всё главное - битьё "Пира победителей".
Зашевелились, расчухивались - и Корнейчук полез с вопросом.
- Я не школьник, вскакивать на каждый вопрос, - ответил
корректно я. - У меня будет же выступление.
Но вот второй вопрос! третий! Они нашли форму: они
сейчас запутают и собьют меня вопросами, превратят в
обвиняемого! Это они умеют, жиганы!
Я отказываюсь: у меня же будет выступление.
Ага, значит верно клюнули! Они сливаются в гомоне - в
ропоте - в вое: "Секретариат не может начать обсуждать без
ваших ответов!" - "Вы можете вообще отказаться
разговаривать, но заявите!".
Смяты и наши стройные ряды, они сбивают и мой план боя
- где уж тут бесстрастно записывать. Но бездари, но бездари!
- отчего ж эти вопросы ваши я знал заранее? Почему на все
ваши устные вопросы у меня уже обстоятельно изложены
письменные ответы? Только одна жертва: разодрать свою речь в
клочья и клочьями от вас отбиваться.
Я подымаюсь, вынимаю свои листы и уже не исторически-
отрешённым, но свободнеющим голосом драматического артиста
читаю им готовые ответы.
И передаю стенографисткам.
Они поражены. Вероятно за 35 лет их гнусного союза - это
первый такой случай. Однако прут резервы, второй эшелон,
прёт нечистая сила! И мне задаются ещё три вопроса.
А, будьте вы неладны, когда ж вас записывать! Это
хорошо, что у меня все ответы готовы. Я встаю и выхватываю
следующие листы. И уже всё более свободно и всё более
расширительно, сам определяя границы боя, уже не столько на
их вопросы, сколько по своему плану, я гоню и гоню их по
всему Бородинскому полю до самых дальних флешей.
И - тишина, рассеянность, растерянность,
неопределённость наступают в пространстве. И с фланга идут
чьи-то ряды, но это - не вполне враги, это - полунаши.
Выступают Салынский и Симонов, они хоть не вовсе за нас, но
хотя бы за "Раковый". Враг растерян, никто не просит слова,
и вопросов уже нет. Что такое? Да не есть ли это победа?
Тяжёлыми драгунами Твардовский начинает реять и рыскать по
полю: так принимаем решение! печатаем "Корпус"! и отрывок
немедленно в "Литгазете"! да мы же принимали коммюнике, где
коммюнике, Воронков?
Но подхватистый Воронков не спешит. Верней, он ищет
коммюнике, он ищет, но не может сразу найти. (А только что
мне моё письмо понадобилось для цитаты - он раньше меня
вывернулся и поднёс: - "Пожалуйста!" - листовку, изданную
"Посевом", я догадался отклонить.) Ещё немножко, ещё
немножко им продержаться! Да где же имперские резервы?.. Там
и здесь поднимаются из-под копыт: "Почему голосовать? Ведь
ещё не решили! Ведь есть и против!".

Страницы: (394) :  <<  ... 126127128129130131132133134135136137138139140141 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...-
Перед концом бесятся, дьяволы...
Даниэль остановился возле приземистого толстяка-австрийца в черном
мундире с унтер-офицерскими погонами. Мундир помят и сидел на толстяке
нескладно, на животе оторвана пуговица. Это были уже далеко не те бравые
"СС", что в начале войны.
- Что это сегодня такая паника, папаша Штольц? - спросил Даниэль.- На
работу подняли на полтора часа раньше.
- Это не на работу, святой отец,- оглянувшись по сторонам, вполголоса
ответил "папаша" Штольц.- Как католик католику могу сказать вам - это не на
работу. Это ликвидация. Пришел приказ Гиммлера. Ликвидировать срочно всех! -
И он опять в страхе оглянулся.
- Но... зачем? - растерянно переспросил Даниэль.- Кто будет работать на
заводе?
- Работать больше не нужно... Американцы в тридцати километрах. Помоги
нам, Господи! Читайте Библию, святой отец, читайте Библию...
Слова унтер-офицера Штольца слышал не один Даниэль. Совсем неподалеку
от него в это время оказался Владимир и вышедший из барака Жерар.
- Кажется, это ликвидация...- также тихо ответил Владимир.
- Быстро! Быстро! - орал старший офицер, и уже построившаяся колонна
заторопилась к воротам лагеря.
Горбоносый грузин - это Вахтанг - оказался в середине колонны. Он и
многие заключенные почувствовали неладное, с тревогой оглядывались по
сторонам.
А вокруг - горы. Высокие, с темными изломами трещин, где голубел под
солнцем лед, со снежными шапками на вершинах. Горы сжимали маленький лагерь
со всех сторон, скалистые кручи нависали над небольшим плато, и узкая дорога
петляла от лагерных ворот.
Все произошло в одно мгновение. Колонна заключенных вышла из лагеря,
только ее хвост еще задержался в воротах. Среди них - Жерар, Владимир и
Даниэль. Они оглядывались по сторонам, взгляды скользили по проволочной
ограде, по вышкам с пулеметами и дальше - по горным кручам, по петляющей по
лесистым склонам горной дороге. Еще совсем немного и все будет кончено. В
это яркое, майское утро... когда война издыхает... и освобождение близко...

Высоцкий Владимир Семенович   
«Венские каникулы»