Бодался теленок с дубом

Смотрю на часы:
- Я хочу напомнить, что я - не московский житель. Сейчас
я иду на поезд, и мне не удастся воспользоваться вашей
любезностью.
Ропот и вой. Обманутый разгневанный Федин закрывает
обсуждение, длившееся пять часов. Я корректно буркаю два
досвиданья через два плеча и ухожу.
Поле боя - за ними. Они не уступили нигде, нисколько.
Но чья победа?
В тот день я не успел повидать А. Т. Он послал мне
письмо:
"Я просто любовался вами и был рад за вас и нас...
очевидное превосходство правды над всяческими плутнями и
"политикой"... По видимости дело как будто не подвинулось...
На самом же деле произошла безусловно подвижка дела в нашу
пользу... Практически мой вывод такой, что мы готовы
заключить с вами договор, а там видно будет".
Но ещё больше Твардовского меня удивило Би-Би-Си.
Заседание окончилось в пятницу вечером. Прошёл week-end - и
в понедельник днём англичане уже передавали о вызове меня на
секретариат и о смысле заседания - довольно верно.
Не иголочка в стогу, теперь не потеряюсь!
ЦДЛ гудел слухами. Писатели, поддержавшие меня при
съезде, теперь требовали разъяснений от секретариата.
Через несколько дней на правлении СП РСФСР огласили
письмо Шолохова: он требует не допускать меня к перу! (не к
типографиям - к перу! Как Тараса Шевченко когда-то!). Он не
может больше состоять в одном творческом союзе с таким
"антисоветчиком", как я! Русские братья-писатели заревели на
правлении: "И мы - не можем! Резолюцию!". Перепугался
Соболев (ведь указаний не было!): товарищи, это неправильно
было бы ставить на голосование! Кто не может - пишите
индивидуальные заявления.
И струсили братья-русаки. Ни один не написал.
Среди московских писателей: а может и мы с ними н_е
м_о_ж_е_м?
Ну, разве доступно ввинтиться в гранит? Разве есть такие
свёрла? Кто бы предсказал, что при нашем режиме можно начать
громогласить правду - и выстоять на ногах?
А вот - получается?..
Узда лагерной памяти осаживает мои загубья до боли:
хвали день по вечеру, а жизнь по смерти.

Ноябрь 1967
Рязань


ВТОРОЕ ДОПОЛНЕНИЕ (февраль 1971)

Странная вырабатывается вещь. Не предвиденная ранними
планами и не обязательная: можно писать, можно и не писать.
Три года не касался, спрятав глубоко. Не знал, вернусь ли к
ней, до того ли будет. Несколько близких друзей,
прочитавших: бойко получается, обязательно продолжай! Вот, в
передыхе между Узлами главной книги припадаю к этой опять.

И первое, что вижу: не продолжать бы надо, а дописать
скрытое, основательней объяснить это чудо: что я свободно
хожу по болоту, стою на трясине, пересекаю омуты и в воздухе
держусь без подпорки.

Страницы: (394) :  <<  ... 128129130131132133134135136137138139140141142143 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Мой долг был - только вас понудить
Взглянуть на этот вид.
А рыбу в мутных водах _у_дить
Мне здравый смысл велит.

Шут садится верхом на рампу и закидывает удочку в оркестр. Во время действия
его большею частью не видно за боковой занавесью - он появляется только в
отдельных сценах.


ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

УТРО

Ночь борется с утром. Над берегом чуть видны в сумерках двое неизвестных.
Первый - в черном - прислонился к белому камню дворца. Другой сидит на
берегу. Третьего не видно: он где-то близко, и слышен только его голос -
прерывистый и зловещий.

Первый

Вот и день забелел.

Второй

Тяжко, когда просыпается день.

Голос Третьего

Отчаянья не предавайте. Смерти не предавайте.

Первый

Мне нечего предавать, товарищ, я больше ни во что не верю. Но я боюсь
за других.

Второй и голос Третьего (вместе)

За нас не бойся.

Первый

За вас я не боюсь. Город страшит меня. Все жители сошли с ума. Они
строят свое счастье на какой-то сумасшедшей мечте. Они ждут чего-то от
кораблей, которые придут сегодня.

Второй (хватаясь за голову)

Боже мой, боже мой! Корабли с моря! Да ведь это безумие! Если они верят
в это, значит уж больше не во что верить! - Страшное время!

Первый

Смешно говорить: страшное время. Если дать себе волю - всякий сойдет с
ума. Найдем в себе силу дожить этот день до конца, чтобы потом - умереть.

Второй

Какое счастье - умереть.

Голос Третьего

Он говорит о счастьи...

Блок Александр Александрович   
«Король на площади»