Бодался теленок с дубом

Но едва до Рязани доехал - пришло письмо от
Воронкова [5] - зондирующая нота: когда же, наконец, я
отмежуюсь от западной пропаганды? Зашевелились?! Недолго
думая, я тут же отпалил ему десятком контрвопросов: когда
они исправятся? Жду и я, наконец, ответа!! [6]
И, облегчённый, поехал дальше, в глубь, под Солотчу, в
холодную тёмную избу Агафьи (второй Матрёны), где в
оттепельные дни дотапливали до 15С, а в морозные я
просыпался чаще при двух-трёх градусах. По своему
многомесячному плану я должен был теперь прожить здесь зиму.
Обложился портретами самсоновских генералов и дерзал начать
главную книгу своей жизни. Но робость перед ней сковывала
меня, сомневался я - допрыгну ли. Вялые строки повисали,
рука опадала. А тут обнаружил, что и в "Архипелаге"
упущенного много, надо ещё изучить и написать историю
гласных судебных процессов, и это первее всего: неоконченная
работа как бы и не начата, она поразима при всяком ударе. А
тут достигло меня тревожное письмо, что продают "Раковый
корпус" англичанам - да от моего имени, чего быть не могло,
от чего я всеми щитами, кажется, оборонился! Так смешалась
работа - а через несколько дней и ещё брякнуло - то из
Москвы уже выздоровевший Твардовский потянул длинную тягу
вызывного колокольца: явись и стань передо мной! срочно
нужно! А что срочное - не названо, и конечно же выдуманное.
Наработаешься с вами, леший вас раздери! Нехотя, медленно,
брюзжа, я собирался.
Терпеть не могу, когда внешние обстоятельства ломают мой
план.
А Твардовский то-то дивился, что я не бросаюсь тотчас:
звали его и меня в секретариат СП СССР придти побеседовать
запросто; звонил ему Воронков, беспокоился: заплатил ли "Н.
Мир" Солженицыну хоть аванс за "Раковый корпус" - надо же
человеку что-то кусать!. ("Кусать" - это расхожий термин у
них для авторских потребностей.)
Ах, паразиты, вот как!! Да я и не удивляюсь: раз я стал
неколеблемо - значит вам колебаться! Я другому удивляюсь,
что за полвека весь мир не видит этого простейшего: только
силы и твердости они боятся, а кто им улыбается да кланяется
- тех давят.
18 декабря я застал А. Т. в редакции уже плавающим в
мягких облачных подушках на полуторном небе. Тоже не
извещённый точно, Твардовский по мелким побочным признакам
безошибочно вывел, что кто-то наверху, чуть ли не сам
(Брежнев), не то чтобы прямо указал печатать "Раковый
корпус", нет, наверняка не так (признаки были бы иные), но
обронил фразу в том смысле, что надо ли запрещать? И, где-то
в воздухе опущенная, но не до пола, никем не записанная, эта
фраза была тут же однако подхвачена и по людским рукам, по
плечам, по ушам поползла, поползла, и онемел от неё аппарат
Демичева, и все литературные марионетки, а какие поживей и
неприспособленней, вроде Воронкова, кинулись перед нею и
хвостом промести.

Страницы: (394) :  <<  ... 133134135136137138139140141142143144145146147148 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Она была очаровательная женщина - так говорили все и всюду, - и она
очаровывала всех и каждого. Несмотря на это, а быть может, поэтому, раз уж
судьба так лукаво превратна, она любила только одного человека, а именно
майора Вансейтена. Будь миссис Вансейтен некрасива или глупа, Кашима поняла
бы это. Но она была красивая женщина, с очень спокойными глазами, серыми,
словно озеро, перед тем как его коснется свет восходящего солнца. Ни один
мужчина, видевший эти глаза, не мог впоследствии объяснить, что она за
женщина и как на нее нужно смотреть. Глаза ослепляли его. Женщины говорили,
что она "недурна собой, но портит себя старанием казаться такой серьезной".
Однако серьезность ее была естественной. Она не привыкла улыбаться. Она
только шла сквозь жизнь, глядя на тех, кто проходил мимо, и женщинам это не
нравилось, а мужчины преклонялись перед нею и благоговели.
Она знает, какое зло причинила Кашиме, и очень огорчена этим, но майор
Вансейтен не может понять, почему миссис Боулт не заходит к вечернему чаю
хотя бы раза три в неделю.
- Когда на станции живут только две женщины, им следует видеться
почаще, - говорит майор Вансейтен.
Задолго до того, как миссис Вансейтен приехала из тех отдаленных мест,
где есть общество и развлечения, Каррел понял, что миссис Боулт -
единственная в мире женщина, созданная для него, и... вы не смеете их
осуждать. Подобно небу или аду, Кашима лежала за пределами мира, а
Досехрийские горы хорошо хранили их тайну. Боулта это не коснулось. Он
часто уезжал в лагерь, где жил недели по две кряду. Это был жесткий,
тяжелый человек, и ни миссис Боулт, ни Каррел не жалели его. Они обладали
всей Кашимой и друг другом, обладали вполне, и в те дни Кашима была райским
садом. Когда Боулт возвращался из своих поездок, он хлопал Каррела по
спине, называл его "старым другом" и все трое обедали вместе. В те времена
Кашима была счастлива, - божий суд казался ей почти таким же далеким, как
Наркара или железная дорога, бежавшая к морю...

Киплинг Редьярд (Kipling Rudyard)   
«Захолустная комедия»