Бодался теленок с дубом

" -
"А правда, К. А., что вы у Брежнева были?" "Да, товарищи
вокруг решили, что нам надо повидаться" "И был разговор о
Солженицыне?" - (Со вздохом) "Был" - "И что же вы сказали?"
- "Ну, вы сами понимаете, что ничего хорошего я сказать не
мог - Спохватясь - Но и плохого тоже ничего." (А что ж
тогда?)
Я слушаю, как всегда в "Новом мире", больше из
вежливости, не спорю. Неплохо, конечно, что Трифоныч такое
письмо послал (а по мне бы - вчетверо короче), ещё лучше,
что оно разгласилось.
Да! вот и рана, свежая: почему это по Москве ходит
какое-то моё новое произведение, - а он, А. Т., обойдён -
почему? почему я не принёс, не сказал ничего? Какие-то
литераторы в Пахре имели наглость предложить А. Т. почитать,
"я, конечно, отказался!"
Ах, ну как всё объяснить! Да потому что принеси -
обязательно не выдержишь, скажешь не надо! А мне - надо,
пусть гуляет. Это - "Читают Ивана Денисовича", бывшая глава
из "Архипелага", при последней переработке выпавшая oттyдa,
а жалко, пропадёт, ну - и пустил её.
- Да, А. Т., не моя это вещь, потому и не принёс, я - не
автор, я - составитель, там 85% цитат из читателей. Я никак
не думал, что это распространится и даже будет иметь успех.
Я просто дал двум старушкам, бывшим зэчкам, почитать.
- Где эти старушки? - грозно порывается он. - Сейчас
берём машину, едем к ним и отбираем. Как могло утечь?
- А как ваше письмо Федину утекло? Вы ж никому не
давали!
Вот это - поразительно для него. Тут он верно знает, что
не давал.
- Вам надо т_и_х_о сейчас сидеть! - внушает.
Сейчас - да, я согласен. Но всё же честно предупреждаю:
если "РК" напечатают заграницей - я разошлю писателям свои
объяснения. (К_а_к_и_е объяснения - тоже нельзя говорить.
Прежде времени ему покажи - лапу наложит, и плакало моё
"Изложение". Так запретитель сам себя обрекает не знать
никогда вовремя правды!..)
На том и уезжаю - тихо сидеть. Это было 8 апреля. А уже
9-го во Франкфурте-на-Майне составлялась граневская
динамитная телеграмма... Недолго мне в этом году предстояло
попить ранне-весеннюю сласть моего "поместья". Шла Вербная
неделя как раз, но холодная. В субботу 13-го пошёл даже
снег, и обильный, и не таял. А я в вечерней передаче Би-Би
Си услышал: в литературном приложении к "Таймсу" напечатаны
"пространные отрывки" из "Ракового корпуса". Удар! -
громовой и радостный! Началось! Хожу и хожу но прогулочной
тропке, под весенним снегопадом - началось! И ждал - и не
ждал. Как ни жди, а такие события разражаются раньше
жданного.
Именно "Корпуса" я никогда на Запад не передавал.
Предлагали мне, и пути были - я почему-то отказывался, без
всякого расчёта. А уж сам попал - ну, значит, так надо,
пришли Божьи сроки.

Страницы: (394) :  <<  ... 138139140141142143144145146147148149150151152153 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... A rough wooden bench had been placed against the trunk; and on this Montanelli sat down. Arthur was studying philosophy at the university; and, coming to a difficulty with a book, had applied to "the Padre" for an explanation of the point. Montanelli was a universal encyclopaedia to him, though he had never been a pupil of the seminary.
     "I had better go now," he said when the passage had been cleared up; "unless you want me for anything."
     "I don't want to work any more, but I should like you to stay a bit if you have time."
     "Oh, yes!" He leaned back against the tree-trunk and looked up through the dusky branches at the first faint stars glimmering in a quiet sky. The dreamy, mystical eyes, deep blue under black lashes, were an inheritance from his Cornish mother, and Montanelli turned his head away, that he might not see them.
     "You are looking tired, carino," he said.
     "I can't help it." There was a weary sound in Arthur's voice, and the Padre noticed it at once.
     "You should not have gone up to college so soon; you were tired out with sick-nursing and being up at night. I ought to have insisted on your taking a thorough rest before you left Leghorn."
     "Oh, Padre, what's the use of that? I couldn't stop in that miserable house after mother died. Julia would have driven me mad!"
     Julia was his eldest step-brother's wife, and a thorn in his side.
     "I should not have wished you to stay with your relatives," Montanelli answered gently. "I am sure it would have been the worst possible thing for you. But I wish you could have accepted the invitation of your English doctor friend; if you had spent a month in his house you would have been more fit to study."
     "No, Padre, I shouldn't indeed! The Warrens are very good and kind, but they don't understand; and then they are sorry for me,--I can see it in all their faces,--and they would try to console me, and talk about mother...

Войнич Этель Лилиан (Ethel Lilian Voynich)   
«The Gadfly»