Бодался теленок с дубом

Но
опомнился и подскочил Кондратович: "Уж дайте до завтра,
сперва я прочту!" Не мог он упустить послужить защитным
фильтром для Главного!

[* А "Софье Петровне" пришлось ещё несколько лет ожидать
до своей четверти века и зарубежного опубликования. Очень
понятное у нас, это совсем непонятно Западу: один и тот же
журнал не посмел бы опубликовать вторую повесть на тюремную
тему. Ведь получалась бы линия...]

Взял Кондратович, и с первых же строк понял, что
безымянный (подписана фамилия не была, тем я как бы замедлял
враждебный ход событий) тёмный автор лагерного рассказа даже
расстановки основных членов предложения толком не знает, да
и слова-то пишет какие-то дикие. Пришлось ему карандашом
исчёркать первую, вторую, пятую, восьмую страницу, возвращая
подлежащие, сказуемые да и атрибуты на свои места. Но
рассказ оказался весь до конца неграмотный, и Кондратович с
какой-то страницы работу эту бросил. Какое у него к утру
сформировалось мнение - неизвестно, а думаю, что легко могло
оно повернуться и в ту, и в другую сторону. Твардовский же,
мнения его не спрося, взял читать сам.
Узнав потом жизнь редакции, я убедился, что не видать бы
Ивану Денисовичу света, если б А. Берзер не пробилась к
Твардовскому и не зацепила его замечанием, что это - глазами
мужика. Слопали б живьём моего Денисовича три охранителя
Главного - Дементьев, Закс и Кондратович.
Не скажу, что такой точный план, но верная догадка
предчувствие у меня в том и была: к этому мужику Ивану
Денисовичу не могут остаться равнодушны верхний мужик
Александр Твардовский и верховой мужик Никита Хрущёв. Так и
сбылось: даже не поэзия и даже не политика решили судьбу
моею рассказа, а вот эта его доконная мужицкая суть столько
у нас осмеянная, потоптанная и охаянная с Великого Перелома,
да и поранее.
Как Твардовский потом рассказывал, он вечером лёг в
кровать, и взял рукопись. Однако после двух-трёх страниц
решил, что лёжа не почитаешь. Встал, оделся. Домашние его
уже спали, а он всю ночь, перемежая с чаем на кухне, читал
рассказ - первый раз, потом и второй (ничего моего
последующего он второй раз не читал, и вообще ничего никогда
второй раз не чигает даже после авторских уступок, из-зa
того попадая иногда и в ошибки). Так прошла ночь, пошли часы
по крестьянскому утренние, но для литераторов ещё ночные, и
приходилось ждать ещё. Уже Твардовский и не ложился. Он
звонил Кондратовичу и велел узнавать у Берзер (а прямо ей?
не по иерархии) - кто же автор и где он. Так получена была
цепочка на Копелева, и теперь Твардовский звонил туда.
Особенно понравилось ему, что это - не мистификация какого-
нибудь известного пера (впрочем он и уверен был), что автор
- и не литератор, и не москвич.
Для Твардовского начались счастливые дни открытия: он
бросился с рукописью по своим друзьям и требовал выставлять
бутылку на стол в честь появления нового писателя.

Страницы: (394) :  <<  ... 891011121314151617181920212223 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Лисена - так звали эту сеньору -
щедро оплачивала наряды и развлечения Октавио, но умеренно и осторожно
тратила деньги на свою дочь, одевая ее всегда с большой скромностью. Диану
это чрезвычайно огорчало: известно ведь, что все девушки мечтают украсить
богатыми нарядами свою юную прелесть; однако в этом стремлении они
заблуждаются, как и во многих других случаях: чтобы украсить свежие утренние
розы, довольно одной лишь росы, но если срезать их, то они будут нуждаться в
искусно составленном букете, вид которого очень скоро перестает быть
приятным. Скромно наряжая свою дочь, Лисена не делала ошибки: девушка,
одетая не так, как ее окружающие, и мечтает о чем-то необычном и привлекает
к себе взоры больше, чек полагается.
Диана подчинялась своей матери и строго соблюдала все ее предписания,
поэтому никогда - ни во время обедни, ни на празднике - досужие молодые люди
ее не разглядывали с любопытством, и ни один человек в городе не мог бы
сказать о ней того, что теперь нередко говорят о многих девицах, а именно,
что их наряжают и выставляют напоказ, чтобы поскорее сбыть с рук (в словах
этих содержится немалый упрек и беззаботным родителям).
У Селио родителей не было, но был он от природы щедро одарен различными
высокими достоинствами, - мне кажется, этим я уже сказал, что он был беден и
не в чести у людей богатых. Один Октавио был с ним неразлучен; их дружба,
зародив зависть в окружающих, вызвала ропот и большое неудовольствие
родственников Октавио, которые жаловались Лисене на то, что в любом
собрании, едва завидев Селио, Октавио отходил от них, часто даже не
извинившись.
Лисена, задетая невниманием своего сына к родственникам и тою любовью и
предпочтением, которые он выказывал Селио, как-то раз, на горе всем,
побранила его за это более откровенно, чем обычно...

Вега Карпио, Лопе Феликс де (Vega Carpio, Lope Felix de)   
«Новеллы»