Бодался теленок с дубом

А я - видел
и знаю много хуже, весь "Архипелаг" из этого, о том же я не
кричу? все пятьдесят лет из этого - а мы молчим? Крикнуть
сейчас - это отречься от отечественной истории, помочь
приукрасить её. Надо горло поберечь для главного крика.
Уже недолго осталось. Вот начнут переводить "Архипелаг" на
английский язык...
Оправдание трусости? Или разумные доводы?
Я - смолчал. С этого мига - добавочный груз на моих
плечах. О Венгрии - я был никто, чтобы крикнуть. О
Чехословакии - смолчал. Тем постыдней, что за Чехословакию
была у меня и особая личная ответственность: все признают,
что у них началось с писательского съезда, а он - с моего
письма, прочтённого Когоутом.
И только одним сниму я с себя это пятно: если когда-
нибудь опять же с меня начнётся у нас в отечестве.
И - гнал, кончал "Круг-96". И опять - совпадение сроков,
какого не спланируешь в человеческой черепной коробке: в
сентябре я закончил и, значит, спас "Круг-96". И в тех же
неделях, подменённый, куцый "Круг-87" стал выходить на
европейских языках.
Была третья годовщина захвата моего архива
госбезопасностью. Два моих романа шли по Европе - и,
кажется, имели успех. Прорвало железный занавес! А я бродил
себе по осеннему приистьинскому лесу - без конвоя и без
кандалов. Не спроворилась чёртова пасть откусить мне голову
вовремя. Подранок залечился и утвердел на ногах.
Тут много б ещё смешного можно было рассказать: как на
истьинскую мою дачку повадился ходить изнеженный Луи со
своей бригадой - выяснять отношения, а я вылезал к нему,
чумазый и рваный работяга из-под автомобиля. Как он тайно
фотографировал меня телеобъективом и продавал фотографии на
запад с комментариями вполне антисоветскими, а по советско-
чекистской линии доносил на меня само собой, да кажется и
звукоаппаратуру рассыпал на моём участке. Как соседи дачные,
по своей советской настороженности, считали, что у меня в
лесу закопана радиостанция, иначе зачем я так часто в лес
ухожу, да ещё с приезжающими - очевидно, - резидентами
разведок? Как выполняя договор, благородно навязанный мне
"Мосфильмом" года полтора назад, я тужился подать им
сценарий кинокомедии "Тунеядец" (о наших "выборах") и как
наверх, к Демичеву, он подавался тотчас и получал абсолютно
запретную визу. Как Твардовский с редакторским
сладострастием выпрашивал у меня тот сценарий в тайной
надежде: "а вдруг, можно печатать?" - и возвращал с
добродушной улыбкой: "Нет, сажать вас надо, и как можно
быстрей!"
Я шёл по окаянно-запретным литературным путям, а вёл
себя с наглой уверенностью признанного советского
литератора. И - сходило. В секретариате СП РСФСР
допытывались у нашего рязанского секретаря Э.

Страницы: (394) :  <<  ... 151152153154155156157158159160161162163164165166 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Берта. Кабы только одно это, фрекен! А то я ужасно боюсь еще не угодить
молодой барыне.
Фрекен Тесман. Ну что же... сначала, пожалуй, может статься, что...
Берта. Уж очень она с виду важная.
Фрекен Тесман. Еще бы... дочь генерала Габлера. Ведь к какой жизни
привыкла она при отце! Помнишь, как она, бывало, каталась с ним верхом? В
длинной черной амазонке? И с перышком на шляпе?
Берта. Как же, как же! Вот уж не думала я тогда, не гадала, что из нее
с нашим кандидатом выйдет парочка!
Фрекен Тесман. И я тоже не думала... Да, вот что, Берта, пока я не
забыла, не называй больше Йоргена кандидатом. Он теперь уж доктор.
Берта. Да, да, молодая барыня тоже об этом толковала вчера ночью... как
только они в двери вошли. А это верно?
Фрекен Тесман. Конечно. Ты представь себе, Берта, его сделали доктором
там, за границей. Во время их поездки, понимаешь? Я сама ровно ничего на
знала, да Йорген рассказал мне об этом вчера на пристани.
Берта. Что же, конечно... он мог стать чем угодно. Такой ученый! Только
не думала я, что он тоже захочет людей лечить.
Фрекен Тес м а н. Да ведь он совсем не такой доктор. (Многозначительно
кивает головой.) Впрочем, скоро, пожалуй, придется тебе величать его и еще
поважнее!
Берта. Да неужто? Как же это?
Фрекен Тесман (с улыбкой). Гм... да, знала бы ты только! (Растроганно.)
О, боже мой! Видел бы покойный Йокум из своей могилы... что вышло из его
мальчугана! (Осматривается.) Однако зачем это ты сняла чехлы с мебели?
Берта. Так барыня велела... Терпеть, говорит, не могу чехлов на
креслах.
Фрекен Тесман. Что же... разве они и по будням будут сидеть тут?
Берта. Похоже, что так. То есть барыня, собственно. Сам-то доктор
ничего не говорил.

В задней комнате справа показывается, напевая, Йорген Тесман с пустым
раскрытым чемоданом в руках. Он среднего роста, очень моложавый на вид
человек лет тридцати трех, несколько полный. Лицо круглое, открытое, с
благодушным выражением...

Ибсен Генрик Юхан (Ibsen Henrik Johan)   
«Гедда Габлер»