Бодался теленок с дубом

Позвольте добавить, что получатель премии вовсе не обязан
иметь какие-либо сношения с печатью, радио и т.д.".
"По возможности спокойнее"? - отнюдь не хочу! "Не иметь
сношений с печатью и радио"? - на лешего тогда и ехать?
Оборвалась храбрость шведов! - на том оборвалась, что
решились дать мне премию. (Да уж какое спасибо-то, в
семиэтажный дом!) А дальше - боятся скандала, боятся
политики.
Да, им - так надо, это - прилично. Но мой неисправимо
лагерный мозг никак не ожидал. Идешь-бредёшь, спотыкаешься в
колонне по пять, руки назад, думаешь: только и ждут там
услышать нас. А они - нисколько не ждут. Они дают премию по
литературе. И естественно не хотят политики. А для нас это
не "политика", это сама жизнь.
Так шло - по одной линии. А по другой: через несколько
дней после объявления премии мелькнула у меня идея: вот
когда я могу первый раз как бы на равных поговорить с
правительством. Ничего тут зазорного нет: я приобрёл позицию
силы - и поговорю с неё. Ничего не уступаю сам, но предложу
уступить им, прилично выйти из положения.
А - кому послать, колебания не было: Суслову! И вот
почему. Когда в декабре 1962 года на кремлёвской встрече
Твардовский представлял меня Хрущёву, - никого из политбюро
близко не было, никто не подошёл. Но когда в следующий
перерыв Твардовский водил меня по фойе и знакомил с
писателями, кинематографистами, художниками по своему
выбору, - в кинозале подошёл к нам высокий, худощавый, с
весьма неглупым удлинённым лицом - и уверенно протянул мне
руку, очень энергично стал её трясти и говорить что-то о
своём крайнем удовольствии от "Ивана Денисовича", так тряс,
будто теперь ближе и приятеля у меня не будет. Все другие
себя называли, а этот не назвал. Я осведомился: "С кем
же...", незнакомец и тут себя не назвал, а Твардовский мне
укоризненно вполголоса: "Михаил Андреевич...". Я плечами:
"Какой Михаил Андреич?..". Твардовский с двойной укоризной:
"Да Су-услов!!". Ведь мы должны на сетчатке и на сердце
постоянно носить две дюжины их портретов! - но меня
зрительная память частенько подводит - вот я и не узнал. И
даже как будто не обиделся Суслов, что я его не узнал. Но
вот загадка: отчего так горячо он меня приветствовал? Ведь
при этом и близко не было Хрущёва, никто из политбюро его не
видел - значит, не подхалимство. Для чего же? Выражение
искренних чувств? законсервированный в политбюро
свободолюбец? - главный идеолог партии!.. Неужели*?

[* Кстати, 4 месяца перед тем, в июле 62-го, это именно
Суслов вызвал В. Гроссмана по поводу отобранного романа:
слишком много политики, да и лагеря понаслышке, кто же так
пишет, несолидно. Твердел себе в кресле, уверен был: не
понаслышке - никогда не будет, передушили.

Страницы: (394) :  <<  ... 206207208209210211212213214215216217218219220221 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

.....
А царские все кладовые полны.

Но эти сокровищницы, кладовые
Восток изумленный узрел бы впервые:
И Шахразаде в мечтах не создать
Подобную роскошь и благодать.

Есть зал, что зовется "Индры оплот",
Там боги изваяны, целый кивот,
Стоят на столбах золотого чекана,
Унизанных лалами без изъяна.

Вы только подумайте -- тридцать тысяч
Этих фигур устрашающих высечь,--
Полулюдей, получудищ суровых,
Тысячеруких и стоголовых...

В "Пурпурном зале" алеет мглисто
Деревьев коралловых -- тысяча триста.
Шумит, как пальмовый навес,
Сплетая ветви, багряный лес.

Легчайший ветер, ничуть не пыля,
Гуляет над полом из хрусталя.
Фазаны, птичий знатнейший род,
Торжественно движутся взад и вперед.

Махавасантов любимый макак --
Весь в шелковых лентах, разряжен,--да как!
На шейной ленточке -- ключик сусальный
От Высочайшей Опочивальни.

Рубины рассыпаны там, как горох.
Лежит и топаз, он собою не плох,
Алмазы -- размером с хорошую грушу.
Так тешит раджа свою вольную душу.

Владыка, откушав обильный свой ужин,
Возлег на мешок, где сотни жемчужин.
И с ним обезьяна, приближенный раб,
До поздней зари задают они храп.

Но самое дивное из сокровищ,
Едва ль не важнее богов-чудовищ,
Дружок закадычный, в кого он влюблен, -
Это -- прекрасный белый слон.

Раджа построил чудесный дворец,
Чтоб жил в нем этот дивный жилец,
И держат свод золотой, высочайший
Колонны с лотосовой чашей.

И триста стражей высоких, здоровых
Дежурство несут у покоев слоновых.
И ловит, обратившись в слух,
Его желанья негр-евнух.

Слону дана золотая посуда,
И нюхает он пахучие блюда.
И вина, с добавкой индийских приправ,
Он тянет, свой царственный хобот задрав...

Гейне (Хейне) Генрих (Heine Heinrich)   
«Романсеро»