Бодался теленок с дубом

На целое кресло разъевшийся кот.
Эстафета шведов, принимающих меня из двери в дверь (были
предупреждены). Как раз возвратился в Москву Г. Ярринг -
шведский посол, а более того - арабо-израильский
примиритель, а ещё более того, как меня предварили -
претендент на место уходящего У. Тана, а потому старательный
угождатель советскому правительству. Семь лет уже Ярринг
послом в Москве, при нём была премия Шолохову, и с Шолоховым
он очень дружил и носился.
Скрытный, твёрдый, высокий, чёрный (на шведа не похож?),
меня встретил настороженно. Я удобно расселся в посольском
кресле и, помахивая своим письмом, а читать его не давая:
- Вот, я написал письмо в Шведскую Академию насчёт моей
поездки [15], но боюсь, что по почте задержится, а им важно
знать моё решение уже теперь. Вы не взялись бы отправить?
По-русски он понимает, а мне через переводчика, атташе
по культуре, Лундстрема:
- Как вы решили?
- Не ехать.
Продрогнуло удовлетворение. Ему - спокойней.
- Завтра утром будет в Стокгольме.
Значит, берёт дипломатической почтой. Хорошо. Отсылаю и
автобиографию. А диплом и медаль? Нельзя ли устроить приём в
вашем посольстве?
- Невозможно. Так никогда не было.
- Но ведь и такого случая, как со мной, никогда не было.
Не загадывайте, господин Ярринг. Пусть подумает Академия.
Уверенно отвечает Ярринг: или по почте, или вручим вам в
кабинете, как сейчас, без присутствующих.
Без лекции? Так мне не надо. Нехай остаётся всё в
Академии.
При себе не дал ему письма прочесть, всё оставил и ушёл.
А обещанье-то взято.
Клал я три дня, чтоб Академия, получив, распоряжалась
моим письмом. К исходу третьих суток назначил выход в
Самиздат. Академия же послала мне телеграмму, что хочет
объявлять письмо только на банкете. Мне это поздно было, мне
сейчас надо было прояснить, что - не еду. Но испытать
взрывное действие русского Самиздата шведам не пришлось: у
самих же утекло между пальцами, кажется при переводе на
шведский, и внагон послали мне вторую телеграмму:
извиняются, досадуют, что ускользнуло, не пришлю ли к
банкету ещё чего-нибудь?
Я - ничего не собирался: пока сказал кое-что, умеренно,
а всё главное - в лекцию. Но от телеграммы - толчок!
Этого не было в моём плане, но что бы, правда, один
абзац, выпадающий из нобелевской лекции, а сюда - по
сцепленью дат:

"Ваше Величество! Дамы и господа!

...Не могу пройти мимо той знаменательной
случайности, что день вручения Нобелевских премий
совпадает с Днём Прав человека...

Страницы: (394) :  <<  ... 209210211212213214215216217218219220221222223224 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Пьер давно уже спал, когда в одиннадцать часов погасло последнее
освещенное окно господского дома. Иоганн Верагут возвращался пешком из
города далеко за полночь; он провел вечер со своими знакомыми в ресторане.
Пока он шел, в теплой атмосфере облачной летней ночи растворились запахи
вина и сигаретного дыма, улетучились взрывы возбужденного смеха и дерзкие
шутки; глубоко дыша чуть теплым влажным ночным воздухом, Верагут неторопливо
шагал по дороге вдоль уже довольно высоко поднявшейся пашни по направлению к
Росхальде, массивные очертания которого безмолвно громоздились на бледном
ночном небе.
Он миновал, не сворачивая, ворота в поместье, бросил взгляд на
господский дом, благородный фасад которого манящим пятном светился на черном
фоне деревьев, и целую минуту с наслаждением и отчужденностью случайного
путника разглядывал эту прекрасную картину; затем он прошел еще несколько
сот метров вдоль высокого забора и достиг места, где у него был лаз и тайная
тропка, ведущая к мастерской. Окончательно протрезвев, невысокий, плотно
сбитый художник направился по мрачному, густо заросшему парку к своему
жилищу, которое вдруг открылось его глазам: над озером мрак расступился,
обнажив широкий овал тускло-серого неба.
Почти черная вода застыла в полном безмолвии, только над поверхностью
мерцал слабый свет, напоминая бесконечно тонкую кожу или мельчайший слой
пыли. Верагут взглянул на часы: скоро час ночи. Он открыл боковую дверь,
ведущую в его комнаты, зажег свечу, быстро разделся, вышел нагишом во двор,
медленно спустился по широким каменным ступеням к озеру и вошел в воду,
которая небольшими плавными кругами поблескивала у его колен. Он нырнул,
проплыл немного, удаляясь от берега, но внезапно почувствовал усталость
после необычно проведенного вечера, вернулся назад и совершенно мокрый вошел
в дом...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Росхальде»