Бодался теленок с дубом

) Из-за Горлова пришлось им всё
бросить и бежать, правда - Горлова волокли за собою как
пленного, лицом об землю, и убили бы его, несомненно, но он
успел изобрести и в горячие минуты выдать себя за
иностранного подданного, а такого нельзя убивать без
указания начальства, затем сбежались соседи, потом обычный
допрос в милиции - и так он уцелел. Он мог бы смолчать, как
требовали от него, - и ничего б я не узнал. Но честность его
и веяния нового времени не позволили ему скрыть от меня.
Правда, моего шага [17] он не ждал, даже дух перехватило, а
это было - спасенье для него одно. Я лежал в бинтах,
беспомощный, но разъярился здоровей здорового, и опять меня
заносило - в письме Косыгину [18] я сперва требовал отставки
Андропова, еле меня отговорили, высмеяли.
Так взорвался наружу один подкоп - и, кажется, дёрнул
здорово, опалило лицо самому Андропову. Позвонили (!)
ничтожному зэку, передали от министра лично (!): это не ГБ,
нет, милиция... (Надо знать наши порядки, насколько это
нелепо.) Вроде извинения...
Другие подкопы они взорвали осенью: два пиратских
издания "Августа", потом статья в "Штерне". Считаю, что
взрывы намного слабей: мудростью главным образом английского
судьи, создавшего юридический прецедент, проиграли они
годовые судебные процессы, и права моего адвоката
утвердились крепче, чем стояли. А статья "Штерна",
перепечатанная "Литературкой", вызвала в СССР не гнетущую
атмосферу травли, как было бы в славные юно-советские годы,
а взрыв весёлого смеха: так трудолюбивая хорошая семья?! (И
сами же себе развалили "сионистскую" трактовку моей
деятельности.)
Вот времена! - кучка нас, горсточка, а у них -
величайшая тайная полиция мировой истории, какой опыт,
сколько лбов дармовых, какая механизация врубового дела,
сколько динамита, - а минную войну не могут выиграть.
Так говорю, потому что: не всё тут, много ещё случаев.
Если рассказывать подробно и всё вспоминать, то все годы
большая часть наших забот и тревог уходила не на крупные
действия, дающие плодоносные результаты, но на волненья,
метанья, поиски, предотвращенья, предупрежденья, - это в
условиях, когда у них слежка, у них связь, телефонная,
почтовая, а нам нельзя ни звонить, ни писать, иногда и
встречаться - а как-то спасать положение. Таких острых
опасностей было два десятка, не преуменьшу - когда-нибудь
рассказать о них подробней.
Тут вспомню два-три случая. Один - в провинциальном
городе, куда заслан на хранение "Круг Первый", 96-главый. Не
по слежке, не по подозрению, но по обстоятельству, которого
предвидеть невозможно, в комнату, где хранится "96-й",
приходят гебисты. Ясно, что обыск и спасенья нет. А они
обыска не делают, берут и требуют признания, что у человека
есть "Читают Ивана Денисовича".

Страницы: (394) :  <<  ... 221222223224225226227228229230231232233234235236 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Впереди русло
реки делилось на множество рукавов, образуя острова, которые она как бы
несла на своей груди. Острова были безмолвные и белые. Безмолвие не
нарушалось ни криком зверей, ни жужжанием насекомых. Ни одна птица не
пролетала в застывшем воздухе. Не слышно было человеческого голоса, не
заметно никаких следов человеческого жилья. Мир спал, и сон его был
подобен смерти.
Оцепенение, царившее вокруг, казалось, передалось и Джону Месснеру.
Мороз сковывал его мозг. Он тащился вперед, опустив голову, не глядя по
сторонам, бессознательно растирая нос и щеки, и когда нарты выезжали на
прямую дорогу, колотил правой рукой по шесту.
Но собаки были начеку и внезапно остановились. Повернув голову к
хозяину, они смотрели на него тоскливыми вопрошающими глазами. Их ресницы
и морды выбелил мороз, и от этой седины да еще от усталости они казались
совсем дряхлыми.
Человек хотел было подстегнуть их, но удержался и, собравшись с
силами, огляделся вокруг. Собаки остановились у края проруби; это была не
трещина, а прорубь, сделанная руками человека, тщательно вырубленная
топором во льду толщиной в три с половиной фута. Толстая корка нового льда
свидетельствовала о том, что прорубью давно не пользовались. Месснер
посмотрел по сторонам. Собаки уже указывали ему путь: их заиндевевшие
морды были повернуты к едва приметной на снегу тропинке, которая,
ответвляясь от основного пути, взбегала вверх по берегу острова.
- Ну, ладно, бедные вы зверюги, - сказал Месснер. - Пойду на
разведку. Я и сам не меньше вас хочу отдохнуть.
Он взобрался по склону и исчез. Собаки не легли и, стоя, нетерпеливо
ждали его. Вернувшись, он взял веревку, привязанную в передку нарт, и
накинул петлю себе на плечи. Потом повернул собак вправо и погнал их на
берег. Втащить сани на крутой откос оказалось нелегко, но собаки забыли
про усталость и, распластываясь на снегу, с нетерпеливым и радостным
визгом из последних сил лезли вверх...

Джек Лондон (Jack London)   
«Любовь к жизни - Однодневная стоянка»