Бодался теленок с дубом

Так вёл он многомесячную
неторопливую подготовку, ещё не определив, как же
продвигаться выше. Просто отдать в набор и послать в цензуру
казалось ему губительно (да губительно и было): цензура не
только запретит, но немедленно донесёт в "отдел культуры"
ЦК, и тот успеет с враждебными предупредительными шагами.
А месяцы шли - и остывал, и совсем уже миновал пыл XXII
съезда. Непостоянный во всех своих начинаниях, а тем более
продолжениях, неустойчивый в настроении, Никита должен был
ещё и поддерживать Насера, и снабжать ракетами Кастро, и
изобретать окончательный (уже самый наилучший) способ
спасения и полного расцвета сельского хозяйства, да где-то
же и космос подогнать, и лагеря укрепить, ослабшие после
падения Берии.
И ещё одна, неожиданная для Твардовского, опасность была
в этом методе прочтений, рекомендаций и планомерной
подготовки: в наш машинописный и фотографический век быстро
растекались копии рукописи (кому достаточно было для этого
суток, а кому и двадцати минут). В сейфе "Нового мира"
исходные экземпляры хранились под строгим учётом, - а между
тем уже десятки, если не сотни, перепечатков и отпечатков
расползлись по Москве, по Ленинграду, проникли в Киев,
Одессу, Свердловск, Нижний Новгород. Распространение
подогревалось всеобщей уверенностью, что эту вещь никогда не
напечатают. Твардовский сердился, искал "измену" в редакции,
не понимая техники и темпов нашего века, не понимая, что сам
же он, с этим сбором устных восторгов и письменных рецензий,
был главный распространитель. Он всё мялся, не решался,
месяцы шли - и вот наросла уже явная опасность, что повесть
утечёт на Запад, а там люди попроворнее, - и, напечатанная
там, она никогда уже не будет напечатана у нас. (Логика,
вполне понятная советскому человеку и совершенно непонятная
западному. Ведь для нас мир - не мир, а постоянно воюющие
"лагеря", мы так приучены.) Пожалуй, эта опасность и
заставила Твардовского поспешить. В июле он передал
рукопись, окружённую букетом рекомендаций, эксперту Хрущева
по культуре Владимиру Семёновичу Лебедеву.
Между тем меня Твардовский ни разу не звал, и я лишь по
рассказам Берзер вызнавал, что там в редакции делается. Да
начинал иногда знакомиться с людьми, уже читавшими мою
повесть. После подпольного затишья два десятка таких
читателей создавали для меня ощущение толпы и бурной
известности.
Я спешил подготовиться к новому опасному периоду жизни.
Одно дело прятать рукописи, когда я песчинка среди других
таких же; другое - когда я открылся, и Лубянка может
проявить более настойчивую любознательность, чем "Новый
мир", и прислать своих неторопливых лоботрясов - поискать,
что ж у меня написано ещё. Стал я пересматривать свои
похоронки - и показались они мне слишком простыми, вполне
отгадными для этих взломщиков.

Страницы: (394) :  <<  ... 18192021222324252627282930313233 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Очень хорошо, что Настя постарше брата на два года, а то бы он
непременно зазнался и в дружбе у них не было бы, как теперь, прекрасного
равенства. Бывает, и теперь Митраша вспомнит, как отец наставлял его мать, и
вздумает, подражая отцу, тоже учить свою сестру Настю. Но сестренка мало
слушается, стоит и улыбается... Тогда "Мужичок в мешочке" начинает злиться и
хорохориться и всегда говорит, задрав нос:
- Вот еще!
- Да чего ты хорохоришься? - возражает сестра.
- Вот еще! - сердится брат. - Ты, Настя, сама хорохоришься.
- Нет, это ты!
- Вот еще!
Так, помучив строптивого брата, Настя оглаживает его по затылку. И как
только маленькая ручка сестры коснется широкого затылка брата, отцовский
задор покидает хозяина.
- Давай-ка вместе полоть, - скажет сестра.
И брат тоже начинает полоть огурцы, или свеклу мотыжить, или картошку
полоть.


II

Кислая и очень полезная для здоровья ягода клюква растет в болотах
летом, а собирают ее поздней осенью. Но не все знают, что самая-самая
хорошая клюква, сладкая, как у нас говорят, бывает, когда она перележит зиму
под снегом.
Этой весной снег в густых ельниках еще держался и в конце апреля, но в
болотах всегда бывает много теплее: там в это время снега уже не было вовсе.
Узнав об этом от людей, Митраша и Настя стали собираться за клюквой. Еще до
свету Настя задала корм всем своим животным. Митраша взял отцовское
двуствольное ружье "тулку", манки на рябчиков и не забыл тоже и компас.
Никогда, бывало, отец его, направляясь в лес, не забудет этого компаса. Не
раз Митраша спрашивал отца:
- Всю жизнь ты ходишь по лесу, и тебе лес известен весь, как ладонь.
Зачем же тебе еще нужна эта стрелка?
- Видишь, Дмитрий Павлович, - отвечал отец, - в лесу эта стрелка тебе
добрей матери: бывает, небо закроется тучами и по солнцу в лесу ты
определиться не можешь, пойдешь наугад - ошибешься, заблудишься,
заголодаешь. Вот тогда взгляни только на стрелку - и она укажет тебе, где
твой дом...

Пришвин Михаил Михайлович   
«Кладовая солнца»