Бодался теленок с дубом

И я сам теперь некоторые
взламывал и уничтожал, так чтоб не было и следа; дожигал все
лишние варианты и черновики. Остального решил дома не
держать, и под новый 1962 год мы с женой повезли мой
хранимый архив к её приятелю Теушу в Москву (через три с
половиной года он-то и будет захвачен опричниками). Этот
переезд я особенно запомнил потому, что в праздничной
электричке какой-то ворвавшийся пьяный хулиган стал
глумиться над пассажирами. И так получилось, что никто из
мужчин не противодействовал ему: кто был стар, кто слишком
осторожен. Естественно было вскочить мне - недалеко я сидел,
и ряжка у меня была изрядная. Но стоял у наших ног заветный
чемоданчик со всеми рукописями, и я не смел: после драки
неизбежно было потянуться в милицию, хотя бы свидетелем, с
чемоданчиком ли, без - обое рябое. Вполне была бы русская
история, чтоб вот на таком хулигане оборвались бы мои хитрые
нити. Итак, чтобы выполнить русский долг, надо было не
русскую выдержку иметь. И я позорно, трусливо сидел, потупя
глаза от женских упреков, что мы - не мужчины.
Может быть не в такой постыдной форме, но так же
отяготительно сколько раз моя изнуряющая литературная
конспирация лишала меня свободы поступков, свободы
высказываний, свободы выпрямленной спины. Всех нас гнуло, но
меня ещё этот подвальный огрузняющий этаж как пригибал,
сколько души отбирал от литературы. Все кости ноют, все
кости просят - разогнуться!! - и хоть умереть.
Отвёз я архив, но из январской встречи в "Новом мире"
понял, что в печать, собственно, ничто не идёт. В новом
уязвимом положении надо было и дальше, совмещая со школой,
писать в урывки дней. Была у меня потребность ещё в одной,
последней, перепечатке "Круга", и с января 62 г. я рискнул.
Четыре месяца, до конца апреля, ничем другим я не был занят,
а в судьбе "Ивана Денисовича" только тем озабочен, чтоб
лучше эти месяцы ничего не страгивалось, не менялось, пусть
и не продвигается - лишь бы спокойно мне кончить роман.
И молиться было не надобно: ничего с "Иваном
Денисовичем" и не стронулось. На майские праздники развёз я
благополучно экземпляры отпечатанного романа, и ещё
занимался разными доработками, и уж лето подошло, и надо
было славно провести его в движении. Всё дело с "Новым
миром" настолько казалось заглохшим (и к лучшему! - думал я,
вернусь постепенно в безопасное состояние), что придумали мы
с женой ехать на Енисей и на Байкал (был я в Сибири, но
только в "Столыпине" и только до Новосибирска). Так и вышло
по пословице "бедному жениться...". Именно в Иркутске, не
ближе никак, ожидала меня копия срочной телеграммы
Твардовского, приглашающего "на короткое время" заехать в
редакцию.
Ещё до того "короткого времени" езды от Иркутска было
четверо суток, и оставался Байкал неосмотренным.

Страницы: (394) :  <<  ... 19202122232425262728293031323334 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Воспоминания далеких дней моей юности, воспоминания о путешествиях пешком по дикому побережью Корнуэлла, о разговорах - в кухнях с земляными полами или среди плетенок для ловли раков - с бедняками, которые были стары, когда я была молода, слишком туманны, чтобы на них можно было положиться. Много лет спустя я провела три зимы в Сент-Айвс, но к этому времени старинный диалект помнили только старики на уединенных фермах среди вересковых равнин. Филологи, к трудам которых я обращалась, не всегда придерживались единого мнения о том, как лучше передать мягкие, певучие, редуцированные гласные корнуэльского наречия, или в том, насколько далеко распространились по каменным грядам некоторые девонские речевые формы. Весьма возможно, что кое в чем я ошиблась, но избежать этого риска было нельзя. Без их характерной речи мои рыбаки не принадлежали бы Корнуэллу, который я любила. Э. Л. В.
     Нью-Йорк, ноябрь 1944 г.
     Названием романа являются слова из фразы, с которой, по библейским преданиям, бог обратился к Моисею: "Не подходи сюда: сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая". Эти слова вспоминает перед смертью героиня романа Беатриса Телфорд.
     Эпиграф к роману взят из поэмы Джона Мильтона "Потерянный рай". В четвертой песне описывается, как Сатана, решив искусить человека, проник в рай, где жили Адам и Ева, и принял образ жабы. Расположившись около самого уха Евы, он старался вдохнуть в нее свой яд и затуманить ее мозг фантастическими видениями. Сатана надеялся возбудить в ней недовольство, беспокойные мысли, необузданные желания. Но в то время как Сатана приводил в исполнение свой замысел, один из посланных богом ангелов - Итуриэль - коснулся Сатаны копьем, и Сатана тотчас принял свой настоящий облик, так как прикосновение небесного оружия разоблачает всякий обман. Сатана вступил в спор с архангелом Гавриилом, после чего был вынужден удалиться...

Войнич Этель Лилиан (Ethel Lilian Voynich)   
«Сними обувь твою»