Бодался теленок с дубом

Странный конечно Комитет:
консультировать людоедов (если они спросят) о правах
загрызаемых. Зато была принципиальная беспартийность, на
нашей бесправности - всё-таки нечто. Я не нашёл возражений.
10-го декабря, в самый день выдачи нобелевских премий,
Сахаров приехал из города на такси, очень спешно, на 5
минут, узнать, не согласился ли бы и я войти в Комитет
членом-корреспондентом? Это не потребует от меня никакой
конкретной деятельности, участия в заседаниях и т. д. Ну...
Как будто мне там и не место совсем, а с другой стороны -
что ж отшатываться, не поддержать? Я согласился, "в
принципе", т. е. вообще когда-нибудь... Мне невдомёк было -
отчего так спешно? И Сахаров сам не понимал, он был наивным
гонцом. Оказывается: для того Чалидзе и погнал его так
быстро за 30 км: тут же по возвращении состоялось 5-минутное
заседание, Комитет заочно "принял" меня (и Галича),
немедленно же Чалидзе сообщил о том западным
корреспондентам, и накладывался на нобелевскую процедуру,
полетела в западную прессу такая важная весть, что
нобелевский лауреат в этот самый день и час, вместо
присутствия в Стокгольме сделал решающий поворотный шаг
своей жизни - вступил в Комитет, отчего (растолковано было
корреспонденту и дальше) "начинается новый важный период в
жизни писателя", чушь такая. В этот Комитет и вложил Сахаров
много своего времени и сил, размазываемый утончёнными
прениями, исследованиями и оговорками Чалидзе - там, где
нужно было действовать. (Возникал ли вопрос о
политзаключённых - "надо дать определение
политзаключённого", как будто в СССР это не ясно; о
психушках против инакомыслящих - расширить изучение на всю
область прав душевнобольных, до "возможностей освобождения
от контроля их сексуальной жизни".) Холодно-рациональным
торможением Чалидзе остановил и испортил достаточно
начинаний Комитета, который мог бы сыграть в нашем
общественном развитии значительно большую роль. (С какого-то
момента, "утомясь" от защиты прав человека, главный
вдохновитель Комитета решил переехать за океан. Самый
последний наивец согласится, что для получения визы на выезд
заграницу читать лекции о правах человека в СССР - не
обойтись без разработанной уговорённости с ГБ, которая не
достигается единократной встречей, - и это будучи членом
Комитета!) После вступления в Комитет Игоря Шафаревича
постепенно создался перевес действия, были выражены главные
обращения Комитета - к мировым конгрессам психиатров, по
поводу преследования религии и др.

Страницы: (394) :  <<  ... 256257258259260261262263264265266267268269270271 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Одна гора красива и вздымается к небу как бы застывшим костром, пламя
которого заострилось и замерло, - восходит к небу как бы безглагольным
гимном, что начался широким вещанием, кончился лезвием мысли, постепенно
суживающимся, равномерно заостренным, призывом, уводящим в лазурь. Одна гора
красива, но когда две высокие вершины, но когда две вершины в известной
отдаленности и в известной близости, связаны друг с другом - некоторым
соответствием размера, некоторой линейной зеркальностью, и высятся как бы
повторяя друг друга, не в однозвучной тождественности, а в дружном ладе
сродства, - в душе глядящего вырастает напевное настроение, в нем как бы
льнет строка к строке, в нем возникает целая песня, где строки различны, но
образуют одно целое, как различные горы, слагаясь в целое, образуют одну
горную цепь.

Горное озеро огромным зеркалом серебрится внизу. Высокая горная вершина
смотрится в ровные воды. Силой тайного соответствия, два эти разные явления
сочетаются в одно. Исполинский непроницаемый камень отражается в прозрачной
влаге. Высокая гора смотрится в глубокую воду. А человеческая душа, которая
видит это, встает третьим звеном, и, как рифма соединяет две строки в одну
напевность, душа связует безгласную гору и зеркальную воду в одну певучую
мысль, в один звенящий стих. И снежную гору, которая смотрится в воды,
человек назовет Юною Девой, а это отражающее озеро он назовет Розой Пяти
Ветров...

Бальмонт Константин Дмитриевич   
«Проза. Поэзия как волшебство»