Бодался теленок с дубом

(Лектор ЦК в декабре - слово в
слово, только без "суки".) Телефонная атака была
неожиданное, непривычное дело, требовала нервов, мгновенного
соображения, находчивых ответов, твёрдого голоса (нас не
проймёте, не старайтесь). Аля быстро овладела, хорошо
находилась. Слушала, слушала всю брань эту молча, потом
тихо: "Скажите, зарплату дают в ГБ два раза в месяц или
один, как в армии?" - по ту сторону в таких случаях всегда
терялись. Или даже поощряла междометиями, давая
выговориться, потом: "Вы всё сказали? Ну, так передайте Юрию
Владимировичу (то есть, министру КГБ), что с такими тупыми
кадрами ему плохо придётся". Звонили так сдирижированно
непрерывно, что не давали прорваться звонкам друзей, а не
взять трубку - может быть именно друг и звонит? Всё ж
удалось и самим сообщить об этом шквале (и в тот же вечер
западные радиостанции, дай Бог им здоровья, уже передавали о
телефонной атаке). Голоса мужские и женские, ругань, угрозы,
сальности, - и так непрерывно до часу ночи, потом перерыв -
и снова с 6 утра. Немного звонили и к Чуковским в
Переделкино, оскорбляли Лидию Корнеевну, вызывали меня ("с
женой плохо"). К счастью, заготовлено было у нас
приспособление записывать телефонные разговоры на диктофон,
я по телефону же, через ГБ, проинструктировал Алю - как
включать, и она по телефону же демонстрировала
воспроизведение: вот, мол, наберём на кассету самых
отборных... Цивилизация рождает оружие - рождает и
контроружие. Подействовало, стали остерегаться, говорить
помягче, разыгрывать роли сочувственников ("боимся, что его
арестуют!").
В тот первый вечер затевали и большее, чем звонки -
кажется, народный гнев: какие-то лица созваны были во двор,
и сюда же стянуто несколько десятков милиционеров -
охранять, но ни битья стёкол, ни "охраны" не осуществилось,
очевидно, переменили команду, когда-нибудь узнаем.
А телефонные звонки зарядили на две недели, хотя уже не
с такою плотностью, как в первый день, зато разнообразнее:
- ...Власовец ещё жив?..
- ...Я читал все его произведения, молился на него, но
теперь вижу, что мой кумир - подонок.
А то и - крик отчаяния (после моего нового заявления
прессе):
- Да что ж он делает, гад?!! Что ж он не унимается?!
Темы не столько перемежались, сколько сменяли друг друга
по команде: день-два только угрозы убить, потом - только
"разочарованные почитатели", потом - только "друзья по
лагерю", потом - доброхоты, с советами: не выходить на
улицу, или детей беречь, или не покупать продуктов в
магазине - для нас успеют их отравить. Но удивительно: среди
сотен этих звонков не было ни одного умелого,
артистического, фальшивость выявлялась в первом же слове и
звуке, независимо от сюжета.

Страницы: (394) :  <<  ... 267268269270271272273274275276277278279280281282 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Трое в фартуках, вытирая пот, таскали из ящиков с гнездами
бутылки с
сургучными головками, принимали деньги.
- Две бутылочки.
- Три двадцать четыре! - вопил фартук. - Что кроме?
- Сельдей четыре штуки...
- Сельдей нету!
- Колбасы полтора фунта...
- Вася, колбаса осталась?
- Вышла!
- Колбасы уже нет, вышла!
- Так что ж есть?
- Сыр русско-швейцарский, сыр голландский...
- Давай русско-голландский полфунта...
- Тридцать две копейки? Три пятьдесят шесть! Сдачи сорок
четыре
копейки! Следующий!
- Две бутылочки...
- Какую закусочку?
- Какую хочешь. Истомилась моя душенька...
- Ничего, кроме зубного порошка, не имеется.
- Давай зубного порошка две коробки!
- Не желаю я вашего ситца!
- Без закуски не выдаем.
- Ты что ж, очумел, какая же ситец закуска?
- Как желаете...
- Чтоб ты на том свете ситцем закусывал!
- Попрошу не ругаться!
- Я не ругаюсь, я только к тому, что свиньи вы! Нельзя же,
нельзя ж в
самом деле народ ситцем кормить!
- Товарищ, не задерживайте!
Двести пятнадцатый номер получил две бутылки и фунт синьки,
двести
шестнадцатый - две бутылки и флакон одеколону, двести семнадцатый
- две
бутылки и пять фунтов черного хлеба, двести восемнадцатый - две
бутылки и
два куска туалетного мыла "Аромат девы", двести девятнадцатый - две
и фунт
стеариновых свечей, двести двадцатый - две и носки, да двести
двадцать
первый - получил шиш...

Булгаков Михаил Афанасьевич   
«Вода жизни»