Бодался теленок с дубом

В конце января газетная брань ещё ожесточилась,
умножилась, гроздьями и гроздьями набирали подписи, теперь
уже и известных, для толпы выставляли афишу на улице
Горького: моя книга с жёлтым черепом и чёрными костями, - но
и молодые бестрепетные выступали по одному как на смерть,
выходили в полный рост, беззащитные, под свинец - Боря
Михайлов, Дима Борисов, Женя Барабанов, по совпадению у
каждого - неработающая жена и по двое малых детей. И Лидия
Корнеевна назвала, кто кого предал [33]. Газетная брань
гремела выгибанием жестяных полотнищ, но с Запада издали
чутко заметили: что мои заявления были "явно-наступательного
характера", а власти - как будто бы отступают, тратя усилия
многие и всё равно беспомощно.
Утки в дудки, тараканы в барабаны, на своем месте каждый
посильно толкал. Пока газеты бранились - в госбезопасности
обряжали Виткевича на интервью кому-нибудь западному. Такой
поворот поразительный: обвиняла меня госбезопасность, что я
был против неё недостаточно стоек, не с первого знакомства
по морде бил, как сегодня. Хоть и сам я ожидал вероятнее
всего дискредитации личной, но ждал, что это будут вести
через первую жену, не предполагал через друга юности. Кем я
у них уже не был - полицаем, гестаповцем - теперь доносчиком
в ГБ. Предпочёл бы я вовсе не отвечать, слишком часто. Да
влезши в сечь, не клонись прилечь. Ну, а раз отвечать - так
во весь колокол. [34]
И снова мировое радио и пресса подхватили. "Против
вооружённых повстанцев можно послать танки, но - против
книги?" ("Кёльнише Рундшау"). "Расстрел, Сибирь, сумасшедший
дом только подтвердили бы, как прав Солженицын" ("Монитор").
"Пропаганда оказалась бумерангом...". И уже не впервые
поддержал меня звучно Гюнтер Грасс.
И мне показалось: я выиграл ещё одну фазу сражения. Дал
новый залп, а их атаки как будто замирают или кончились (как
уже было в сентябре)? Я - ещё и ещё укрепился? 7 февраля
записал: "Прогноз на февраль: кроме дискредитации от них
вряд ли что будет, а скорей передышка". Неразумно так я
писал, сам же и не забывая, что конец января-начало февраля
всю жизнь у меня роковые, многие в эти дни сгущались
опасности, окруженье, арест, этап, операция, и помельче, а
как переживёшь - так сразу и спадало. Я больше хотел так,
передышку: замолчать, убраться в берлогу, как много уже раз
после столкновений - уцелевал и замолкал. Хотя по ходу
сражения даже жалко было - в передышку.
Особенность человека, что он и грозные, и
катастрофические периоды жизни переживает схоже с рядовыми,
занят и простым вседневным, и только издали потом оглядясь:
ба, да земля под ногами крошилась, ба, да при свете молний!
Сам я никакого перелома не заметил.

Страницы: (394) :  <<  ... 270271272273274275276277278279280281282283284285 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Ветра стекают в песню,
А песня канет в век.


2



Небо - как колокол,
Месяц - язык,
Мать моя - родина,
Я - большевик.

Ради вселенского
Братства людей
Радуюся песней я
Смерти твоей.

Крепкий и сильный,
На гибель твою
В колокол синий
Я месяцем бью.

Братья-миряне,
Вам моя песнь.
Слышу в тумане я
Светлую весть.


3



Вот она, вот голубица,
Севшая ветру на длань.
Снова зарею клубится
Мой луговой Иордань.

Славлю тебя, голубая,
Звездами вбитая высь.
Снова до отчего рая
Руки мои поднялись.

Вижу вас, злачные нивы,
С стадом буланых коней.
С дудкой пастушеской в ивах
Бродит апостол Андрей.

И, полная боли и гнева,
Там, на окрайне села,
Мати пречистая дева
Розгой стегает осла.


4



Братья мои, люди, люди!
Все мы, все когда-нибудь
В тех благих селеньях будем,
Где протоптан Млечный Путь.

Не жалейте же ушедших,
Уходящих каждый час, -
Там на ландышах расцветших
Лучше, чем в полях у нас.

Страж любви - судьба-мздоимец
Счастье пестует не век.
Кто сегодня был любимец -
Завтра нищий человек.


5



О новый, новый, новый,
Прорезавший тучи день!
Отроком солнцеголовым
Сядь ты ко мне под плетень.

Дай мне твои волосья
Гребнем луны расчесать.
Этим обычаем гостя
Мы научились встречать.

Древняя тень Маврикии
Родственна нашим холмам,
Дождиком в нивы златые
Нас посетил Авраам...

Есенин Сергей Александрович   
«Иорданская голубица»