Бодался теленок с дубом

. Жена набирает и набирает
телефонные номера, хотя надежды никакой. Но - не ватная
тишина, а кто-то на линии дежурит (посмотреть, по каким
номерам звонят?): гудок, нормальный набор - и тут же разрыв,
и снова длинный гудок. А отстать - нельзя: увели - и никто
не знает! И жена - всё набирает. Прикатили Стёпку. Теперь -
в детский сад за Ермолаем. Может быть, там из автомата
позвонят корреспондентам. И вдруг - по какой случайности? -
соединения не разорвали, и Аля успевает выпалить Ирине
Жолковской: "Слушай внимательно, полчаса назад А. И. увели
из дому силой, восемь гебешников, постановление о
принудительном приводе, скорей!". И сама повесила, и скорей
следующий! И ещё почему-то два звонка удались. И - опять на
прежнюю систему разрыва, часа на полтора. Но хватит и трёх -
по всей Москве зазвонили.))

Лефортовские знакомые подступы. (На самом взлёте,
кандидатом на ленинскую премию, приходил я сюда изучить
Лефортово снаружи, никогда не помешает.) Знакомые раздвижные
ворота, двор, галерея кабинетов, где у нас бывали свидания.
Пока доехали - уже темновато, фонарей на двор не хватает,
какие-то офицеры уже стоят, меня ждут. Да без лишней
скромности: не совсем рядовой момент в истории Лефортова, не
удивлюсь, если тут и по партийной линии кто-нибудь дежурит,
наблюдает. Ну как же, столько гавкал, столько грозил - а
схвачен. Как Пугачёв при Екатерине - вот он, у нас, наконец!
Распоряжаются, как в бою: куда машине точно стать,
обсыпали круговой цепочкой человек десять, перебегают, какие
дверцы в машине открыть, какие нет, в каком порядке
выходить. Я - сижу спокойно, пока мягко, тепло, а лучше не
будет. "Выходите!" - в сторону тюремных ступенек.
И, нисколько вперёд не обдумав, вот сразу тут родилось:
как бы мне выйти пооскорбительней, подосадней для них?
Мешочек мой - для галош, тёмный, на длинной повороже, как на
вешалках они свисают, - я перекинул через спину - и
получилась нищего сума. Выбрался из машины не торопясь и
пошёл в тюрьму - несколько шагов до ступенек, по ступенькам,
потом по площадке - в потёртой танке-кубанке, в тулупчике
казахстанском покроя пастушьего ("оделся как на рыбалку"
скажет потом Маляров, метко) - пошёл хозяйской развалкой,
обременённый сумою с набранной милостынею - как будто к себе
в конуру, и будто их нет никого вокруг.
А кабинеты следовательские куда-то переведены, и здесь
теперь у них шмональные боксы: всё в камне, голый стол,
голых две скамьи, лампочка сверху убогая. Два каких-то
затруханных мусорных мужичка на скамье сидели, я думал -
зэки (потом оказалось - понятые из соседнего ЖЭКа! ведь вот
законность!..). Сел и я, на другую скамью, положил мешочек
рядом.
Нет, не думал. Честно говоря - не ждал.
Решились.

Страницы: (394) :  <<  ... 283284285286287288289290291292293294295296297298 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... -- Их радость будет моей радостью. Пусть дети рвут цветы все
лето".
„Но... только маленькие дети, -- прибавил я, подумав, -- и притом
они должны рвать с дальнего конца".
Последняя мысль пришла мне на ум при виде цветов под самым окном.
Я занялся бритьем, а так как оно всегда захватывает все мое внимание, я
ни разу не посмотрел в окно, пока не окончил. Взглянув затем в окно, я
изумился.
На первый взгляд перед окном было как-будто знакомое место. Вот стоит
целый ряд сосен по одну сторону, вот магнолия в полном цвету, пот у
изгороди, точно залитые кровью японские айвы. Да, это было мое поле. Но куда
девалась настоящая волна цветов мака, так нежно качавших своими головками у
меня под окном?
Набросив куртку, я выбежал на двор. Вдали я увидел два огромных шара,
оранжевого и желтого цвета, которые быстро катились в противоположную от
моего поля сторону.
-- Джонни, -- обратился я к девятилетнему сыну моей сестры, -- если ты
увидишь детой, которые будут рвать мак на нашем поле, то ты подойди к ним и
спокойно, мягко скажи, что этого делать нельзя.
Наступили теплые дни, н опять цветы заиграли на моем поле. Однажды за
цветами явилась девочка соседа, мать которой просила Бесси разрешить ей
нарвать букет. Но мне это было неизвестно н, когда я увидел ее среди цветов,
я сильно закричал:
-- Девочка! Девочка!
Бедная девочка, спотыкаясь, бросилась наутек, а я пошел к Бесси, чтобы
сказать ей об этом случае. Она рассказала мне, в чем дело, и сейчас же
отправилась к матери девочки с „объяснением". Но и до сего дня девочка
избегает встречи со мной, а ее мать уже никогда не будет так сердечна со
мной, как раньше.
Наступили хмурые, мрачные дни, дул резкий, холодный ветер, и
беспрестанно, изо дня в день, накрапывал дождь. Горожане сидели по домам,
как крысы во время наводнения, и, когда прояснилась погода, как крысы
выползли из своих конур и явились в Пьемонт, чтобы согреться в благодатных
лучах солнца. Целые толпы их производили набеги на мое поле, безжалостно
вытаптывали пшеницу и рвали маки прямо с корнями...

Джек Лондон (Jack London)   
«Золотой мак»