Бодался теленок с дубом

.. Нет, не напороть бы горячки. Люди
неповинные пострадают. (А, может, и не арест? Ещё, может, и
вернётся? Сказали - "через час вернётся". Уже прошло три.
Арестован, конечно.) Предложили трёхлетнего Ермолая увести
от тяжёлых впечатлений. "Пусть привыкает, он Солженицын".))

Решились. Да неужели ж не понимали, что я - как тот
велосипед заминированный, какие бросали нам немцы посреди
дороги: вот лежит, доступный, незащищённый, но только
польстись, потяни - и нескольких наших нет. Всё - давно на
Западе, всё - давно на старте. Теперь сама собой откроется
автоматическая программа: моё завещание - ещё два тома
"Архипелага" - вот этот "Телёнок", с Третьим Дополнением. -
Сценарий и фильм. - "Прусские ночи". - "Пир победителей". -
"Декабристы". - "Шоссе энтузиастов".- "Круг"-96. - Ленинские
главы. - Второй Узел... Всей полноты заряда они, конечно, не
понимают. Ну, отхватите! Если б не это всё, я бы вился,
сжигался сейчас хуже несчастного моего соседа. А теперь -
спокоен. К концу - так к концу. Надеюсь, что и вам тоже.
Ребята предлагают мне - хлеба с полки и сухарей. Есть,
пожалуй, хочется. Вспоминаю: предлагали мне дома в 3 часа
пообедать, сказал - нет, Степана прогульну. Так с утра и не
ел, и голодный в камеру пришёл, и уже до утра ничего не
дадут, все выдачи миновали. Плохой арестантский старт, перед
первым днём следствия. И даже не оказалось в кармане
кошелька, ни рубля, ни копейки на ларёк, вот уж спешил!
Хлеб? а как же вы? Да мы не хотим. Да его дают от пуза. От
пуза?! Чудеса, неузнаваемо. Начинаю пощипывать. После
средней московской черняшки - довольно мерзкий хлеб,
глиноватый, специально пекут похуже. Ничего, втянусь.
Но что ж это? Уже часа два прошло, а вещей моих нет.
"Голосую" (палец подняв). Сразу с готовностью открывают
кормушку: тут они все толкутся, и офицер один, второй. Тихо
говорю, нисколько не шумя, не как бывало, звонко права
качая, а лениво даже (тогда - вся сила была в этой
звонкости, а сейчас - силища другая - книги ползут
неуклонно): пора вещи вернуть, все сроки прожарки кончены.
"Выясняется... Вопрос выясняется." Хрена тут выяснять? Ну,
может быть, теперь всё по-новому. (Упускаю у ребят спросить:
а у них - долго прожаривали?) Ребята говорят: без пальто
пропадёте, ночью под одним одеялом холодно. Вдруг
распахивается дверь, подполковник принимает парад, а ещё
один чин несёт мне второе одеяло, со склада новое, ещё не
пользованное. Ребята изумлены - что я за птица?.. Так
значит, прожарка - до утра? Странно. Ну ладно. Теперь чего
мне только не хватает? - скорей бы спать. Привык я в 9 уже
ложиться, не стыжусь и в 8, а здесь только в 10 формальный
будет отбой, да пойди засни. К завтрашней первой схватке всё
решает первая ночь.

Страницы: (394) :  <<  ... 288289290291292293294295296297298299300301302303 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

За грусть и желчь в своем лице
Кипенья желтых рек достоин,
Он, как поэт и офицер,
Был пулей друга успокоен.

И Грибоедов здесь зарыт,
Как наша дань персидской хмари,
В подножии большой горы
Он спит под плач зурны и тари.

А ныне я в твою безгладь
Пришел, не ведая причины:
Родной ли прах здесь обрыдать
Иль подсмотреть свой час кончины!

Мне все равно! Я полон дум
О них, ушедших и великих.
Их исцелял гортанный шум
Твоих долин и речек диких.

Они бежали от врагов
И от друзей сюда бежали,
Чтоб только слышать звон шагов
Да видеть с гор глухие дали.

И я от тех же зол и бед
Бежал, навек простясь с богемой,
Зане созрел во мне поэт
С большой эпическою темой.

Мне мил стихов российский жар.
Есть Маяковский, есть и кроме,
Но он, их главный штабс-маляр,
Поет о пробках в Моссельпроме.

И Клюев, ладожский дьячок,
Его стихи как телогрейка,
Но я их вслух вчера прочел -
И в клетке сдохла канарейка.

Других уж нечего считать,
Они под хладным солнцем зреют.
Бумаги даже замарать
И то, как надо, не умеют.

Прости, Кавказ, что я о них
Тебе промолвил ненароком,
Ты научи мой русский стих
Кизиловым струиться соком.

Чтоб, воротясь опять в Москву,
Я мог прекраснейшей поэмой
Забыть ненужную тоску
И не дружить вовек с богемой...

Есенин Сергей Александрович   
«На Кавказе»