Бодался теленок с дубом

Что делать с Завещанием-программой? А - с "Жить
не по лжи"? Оно заложено на несколько стартов, должно быть
пущено, когда с автором случится: смерть, арест, ссылка. Но
- что случилось сейчас? Ещё в колебании? ещё клонится? Ещё
есть ли арест? А может, уже и не жив? Э-э, если уж пришли,
так решились. Только атаковать! Пускать! И метить вчерашнею
датой. (Пошло через несколько часов.) Тут звонит и из Цюриха
адвокат Хееб: "Чем может быть полезен мадам Солженицыной?".
Сперва - даже смешно, хотя трогательно: чем же он может быть
полезен?! Вдруг просверкнуло: да конечно же! Торжественно в
телефон: "Прошу доктора Хееба немедленно приступить к
публикации всех до сих пор хранимых произведений
Солженицына!" - пусть слушает ГБ!.. А телефон - звонит,
звонит, как будто в чужой квартире: в звонках этих ничего не
может содержаться. Звонят из разных столиц, ни у них узнать,
ни самой сказать.))

За мной. Выводят. С Богом! Пошёл быстро, ночным
молчаливым цирком, идти далеко. Ничего подобного - опять
ближайший боковой заворот, мимо врачебного кабинета,
полковник Комаров, ещё один полковник, - и в тот же кабинет,
где вчера мне предъявили измену родине, - только светлый
светлый сейчас от пасмурного дня, и за вчерашним столом -
вчерашний же... Маляров, да, всего-навсего Маляров. Чего ж
меня наряжали? И для меня - тот же стул посередь комнаты. И
высшие офицеры рассаживаются позади, если кинусь на
Малярова.
И с той же остротой, как вчера, и с той же взвинченной
значительностью читаемого, отчетливо выделяя все слова:
- Указ президиума верховного...
И с этих трёх слов - мне совершенно уже ясно всё, в
остальные вслушиваюсь слегка, просто для контроля.
Эк они мне за 18 часов как меняют нагрузки - то на
сжатие, то на растяжку. Но с радостью замечаю, что я не
деформируюсь - и не сжался вчера, и не растянулся сейчас.
Значит, говорить со мной не захотели, сами всё знают.
Сами знаете, но отчего же ваши ракеты, ваша мотопехота, и
ваши гебистские подрывники и шантажисты, - почему все в
отступлении, ведь - в отступлении, так? Бодался телёнок с
дубом - кажется, бесплодная затея. Дуб не упал - но как
будто отогнулся? но как будто малость подался? А у телёнка -
лоб цел, и даже рожки, ну - отлетел, отлетит куда-то.
Но секунды текут - надо быстро соображать.
- Я могу - только с семьёй. Я должен вернуться в семью.
Маляров - в черном торжественном костюме, сорочка белее
моей, встал, стоит как актёр на просторе комнаты, с
приподнятой головой:
- Ваша семья последует за вами.
- Мы должны ехать вместе.
- Это невозможно.
Вот как. Какая неожиданная форма высылки. А вдуматься -
у них и другого пути нет, только такой: меня быстро-быстро
убрать.
- Но где гарантия?
- Но кто же будет вас разлучать?
Вообще-то, визгу не оберётесь, верно.

Страницы: (394) :  <<  ... 299300301302303304305306307308309310311312313314 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Многие дети выражают
или по крайней мере изображают протест, а мне было хоть бы что. Я
философствовал с ползунков. Из принципа настраивал себя против жизни. Из
какого же принципа? Из принципа тщетности. Все вокруг боролись. Я же никогда
и не пытался. А если создавал такую видимость, то лишь для того, чтобы
кому-нибудь угодить, но в глубине души и не думал рыпаться. Если вы мне
растолкуете почему -- я отвергну ваши объяснения, поскольку рожден упрямцем,
и это неизбывно. Позже, повзрослев, я узнал, что меня чертовски долго
вытягивали из утробы. Прекрасно понимаю. Зачем шевелиться? Зачем покидать
замечательное теплое место, уютное гнездышко, где все дается даром? Самое
раннее воспоминание -- это стужа, снег, наледи на водосточных трубах,
морозные узоры на стекле, холод влажных зеленоватых стен кухни. Почему люди
селятся в непотребных климатических зонах, которые ошибочно именуют
умеренными? Потому что они -- прирожденные идиоты, бездельники и трусы. До
десяти лет я не представлял себе, что где-то есть "теплые" страны, в которых
не надо ни трудиться в поте лица, ни дрожать и делать вид, что это бодрит.
Всюду, где холодно, люди трудятся до изнеможения, а, произведя на свет
потомство, проповедуют подрастающему поколению евангелие труда, которое, по
сути, не что иное, как доктрина инерции. Мои домашние -- народец совершенно
нордического толка, то есть -- народ идиотов. Они с радостью хватались за
любую когда-либо высказанную ошибочную идею. В том числе -- идею
чистоплотности, не говоря уж о доктрине добродетели. Они болезненно
чистоплотны. Но изнутри -- воняют. Они ни разу не открыли дверь, ведущую к
душе, и никогда не мечтали о

28

безрассудном прыжке в потаенное. После обеда -- проворно мыли посуду и
убирали в буфет; прочитанную газету аккуратно складывали и клали на полку;
постиранную одежду тут же отглаживали и прятали в шкаф. Все -- ради
завтрашнего дня, но завтра так и не наступало. Настоящее -- это только мост
к будущему, и на этом мосту -- стоны; стонет весь мир, но ни один идиот не
задумается, а не взорвать ли этот мост?
Я часто с горечью выискивал поводы, чтобы осудить их, а не себя...

Миллер Валентин Генри   
«Тропик Козерога»