Бодался теленок с дубом

Но я считаю, что
задачи литературы и по отношению к обществу и по отношению к
отдельному человеку не в том заключаются, чтобы скрывать от
него правду, смягчать её, а говорить истинно то, как оно
есть, как ждёт его. И в русских пословицах мы слышим то же
правило:
Не люби поноровщика, люби спорщика.
Не тот доброхот, у кого на устах мёд.
Да вообще задачи писателя не сводятся к защите или
критике того или иного способа распределения общественного
продукта, к защите или критике той или иной формы
государственного устройства. Задачи писателя касаются
вопросов более общих и более вечных. Они касаются тайн
человеческого сердца и совести, столкновения жизни и смерти,
преодоления душевного горя и тех законов протяжённого
человечества, которые зародились в незапамятной глубине
тысячелетий и прекратятся лишь тогда, когда погаснет солнце.
Меня огорчает, что некоторые места в повести товарищи
прочли просто невнимательно и отсюда родились извращенные
представления. Уж этого-то быть не должно. Вот "девяносто
девять плачут, один смеётся" - это ходовая лагерная
пословица; к тому типу, который лезет без очереди,
Костоглотов подходит с этой пословицей, чтобы дать себя
опознать, и только. А тут делают вывод, что это - про весь
Советский Союз. Или - макака резус, она два раза там
встречается, и из сопоставления ясно, что под злым
человеком, насыпавшим в глаза табаку просто так,
подразумевается конкретно Сталин. А что мне возражают? - что
не "просто так"? Но если не "просто так" - так значит, это
было закономерно, необходимо? Удивил меня Сурков, я даже не
мог сразу понять, почему он заговорил о Марксе, где он там у
меня в повести? Ну, Алексей Александрович! Вы же поэт,
человек с тонким художественным вкусом, и вдруг ваше
воображение дает такой промах, вы не поняли этой сцены?
Шулубин приводит учение Бэкона в его терминологии, он
говорит "идолы рынка" - и Костоглотов пытается это себе
представить: рынок, а посреди возвышается сизый идол;
Шулубин говорит - "идолы театра" - и Костоглотов
представляет идола внутри театра, нет, не лезет, - так
значит, на Театральной площади. И как же вы могли
вообразить, что речь идет о Москве и о памятнике Марксу, ещё
не поставленном?..
Сказал товарищ Сурков, что несколько недель понадобилось
"Реквиему" походить по рукам - и он оказался за границей. А
"Раковый корпус" (1-я часть) ходит уже больше года. Вот это-
то меня и беспокоит, вот потому я и тороплю Секретариат.
Ещё тут был мне совет товарища Рюрикова: отказаться от
продолжения русского реализма. Вот от этого - руку на сердце
положа - никогда не откажусь.
РЮРИКОВ - Я не сказал - отказаться от продолжения
русского реализма, а от истолкования этой роли на Западе,
как они делают.

Страницы: (394) :  <<  ... 329330331332333334335336337338339340341342343344 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Единственный убираю за собой...

Я хотел выявить конкретное лицо, распорядившееся моей
судьбой. Обнаружить реальный первоисточник моей неудачи.

-- А вам приходилось каяться?
-- Еще бы. Сколько угодно. Это мое обычное состояние.

На первой же стадии внушал молодому автору:
-- Старик, это безнадежно! Не пойдет...
-- Но ведь печатаете же бог знает что!..
Да, мы печатали бог знает что! Не мог же я увольняться из-за
каждого бездарного рассказа, появлявшегося в "Костре"!..

Потом им дают на рецензию современного автора. Да еще и не
вполне официального. И тогда наши критики закатывают рукава.
Мобилизуют весь свой талант, весь ум, всю обьективность. И с этой
вершины голодными ястребами кидаются на добычу.
Им скомандовали -- можно!
Им разрешили показать весь свой ум, весь талант, всю меру
безопасной обьекривности.
[ЛД: цф.Разин]
Урбан написал справедливую рецензию. Написал ее так, будто моя
книга уже вышла. И лежит на прилавке. И вокруг лежат еще более
замечательне сочинения, на которе я должен равняться.
То есть Урбан написал рецензию как страстный борец за вечне
истины.
[...]
Урбан страшно оживился:
-- Знаете, интересная рукопись побуждает к высоким требованиям.
А бездарная -- наоборот...
Ясно, думаю. Бездарная рукопись побуждает к низким требованиям.
В силу этих требований ее надо одобрить, издать. Интересная --
побуждае к высоким требованиям. С высоты этих требований ее
надлежит уничтожить.

На досуге я пытался уяснить, кто же имеет реальне шансы
опубликоваться. Выявил семь категорий:
1. Знаменитый автор, видный литературный чиновник, само имя которого
является пропуском. (Шансы -- сто процентов).
2. Рядовой официальный профессионал, личный друг Сахарнова.
(Шансы -- семь из десяти).
3. Чиновник параллельного ведомства, с которым необходимо жить
дружно. (Пять из десяти).
4. Неизвесный автор, чудом создавший произведение, одновременно
талантливое и конььюнктурное. (Четыре из десяти).
5. Неизвестный автор, создавший бездарное конььюнктурное
произведение (Три из десяти).
6. Прост талантливый автор...

Довлатов Сергей Донатович   
«Дальше»