Бодался теленок с дубом

Система, замысел в том, что
читают только своим сотрудникам. Снаружи - тишь и благодать,
никакой травли, а по стране разливается клевета и
неотразимая, не поедешь во все города, не пустят в закрытые
аудитории, лекторов этих тысячи, возражать некому, а клевета
завладевает умами.

(Как это становится известно)

А - эпоха новая, эпоха другая. И из провинции и по
Москве очень много ко мне стекается. Время такое, что на
всех этих лекциях, даже самых закрытых, везде сидят мои
доброжелатели и потом разными путями мне передают: такого-то
числа в такой-то аудитории лектор по фамилии такой-то
говорил о вас такую-то ложь и гадость. Самое яркое я
записываю, может когда-нибудь и пригодится, какому-то из
этих лекторов и предъявить. Может быть, наступит в нашей
стране и такое время, когда они за это персонально ответят
по суду.

(Почему слушатели не возражают тут же, если видят
искажение)

О, это у нас невозможно и сегодня. Встать и возразить
партийному пропагандисту никто не смеет, завтра прощайся с
работой, а то и со свободой. Бывали и такие случаи, что по
мне, как по лакмусу, проводили проверку на лояльность при
отборе в аспирантуру или на льготную должность. "Читали
Солженицына? Как к нему относитесь?" и от ответа зависит
судьба претендента. Говорят на этих лекциях мною и пустяков.
Одно время перемалывали мою семенную историю, нисколько не
зная суть её, a - на самом кухонном уровне. Представьте,
какая у нас занятость и за что платят зарплату, если не бабы
базарные, но штатные пропагандисты в сети просвещения
обсуждают с трибуны чью-то женитьбу, рождение и крещение
сына. Одно время очень охотно обыгрывали моё отчество
"Исаевич". Говорили, так вроде небрежно "Между прочим, его
настоящая фамилия Солженицер или Солженицкер но это,
конечно, в нашей стране не имеет значения".
А по серьёзному была взята установка, к чему легко
склоняется ухо слушателей: изменник родине. У нас вообще для
травли приняты никогда не аргументы, но самые примитивные
ярлыки, грубейшие клички, наиболее простые, чтобы вызвать,
как говорится, "ярость масс". В 20-е годы это был
"контрреволюционер", в 30-e - "враг народа", с 40-х -
"изменник родине". Ах, как листали мои военные документы,
как искали, не был ли я хоть два денёчка в плену, как Иван
Денисович, - вот была бы находка! Но впрочем, с закрытых
трибун можно плести доверчивой публике любую ложь. И понесли
- годами, годами, по всем близким и отдалённым аудиториям,
по всей стране. Солженицын добровольно сдался немцам в плен!
Нет, целую батарею сдал! После этого служил у оккупантов
полицаем! Нет, был власовцем! Нет, прямо служил в Гестапо!
Снаружи - тихо, никакой травли, а под коркой - уже опухоль
клеветы.

Страницы: (394) :  <<  ... 355356357358359360361362363364365366367368369370 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Единственный убираю за собой...

Я хотел выявить конкретное лицо, распорядившееся моей
судьбой. Обнаружить реальный первоисточник моей неудачи.

-- А вам приходилось каяться?
-- Еще бы. Сколько угодно. Это мое обычное состояние.

На первой же стадии внушал молодому автору:
-- Старик, это безнадежно! Не пойдет...
-- Но ведь печатаете же бог знает что!..
Да, мы печатали бог знает что! Не мог же я увольняться из-за
каждого бездарного рассказа, появлявшегося в "Костре"!..

Потом им дают на рецензию современного автора. Да еще и не
вполне официального. И тогда наши критики закатывают рукава.
Мобилизуют весь свой талант, весь ум, всю обьективность. И с этой
вершины голодными ястребами кидаются на добычу.
Им скомандовали -- можно!
Им разрешили показать весь свой ум, весь талант, всю меру
безопасной обьекривности.
[ЛД: цф.Разин]
Урбан написал справедливую рецензию. Написал ее так, будто моя
книга уже вышла. И лежит на прилавке. И вокруг лежат еще более
замечательне сочинения, на которе я должен равняться.
То есть Урбан написал рецензию как страстный борец за вечне
истины.
[...]
Урбан страшно оживился:
-- Знаете, интересная рукопись побуждает к высоким требованиям.
А бездарная -- наоборот...
Ясно, думаю. Бездарная рукопись побуждает к низким требованиям.
В силу этих требований ее надо одобрить, издать. Интересная --
побуждае к высоким требованиям. С высоты этих требований ее
надлежит уничтожить.

На досуге я пытался уяснить, кто же имеет реальне шансы
опубликоваться. Выявил семь категорий:
1. Знаменитый автор, видный литературный чиновник, само имя которого
является пропуском. (Шансы -- сто процентов).
2. Рядовой официальный профессионал, личный друг Сахарнова.
(Шансы -- семь из десяти).
3. Чиновник параллельного ведомства, с которым необходимо жить
дружно. (Пять из десяти).
4. Неизвесный автор, чудом создавший произведение, одновременно
талантливое и конььюнктурное. (Четыре из десяти).
5. Неизвестный автор, создавший бездарное конььюнктурное
произведение (Три из десяти).
6. Прост талантливый автор...

Довлатов Сергей Донатович   
«Дальше»