Бодался теленок с дубом

Этот новый выпад против меня поразителен по форме:
казалось бы, вся печать в их руках, а ответить мне негде
ближе, чем в "Нью-Йорк Таймс"! Вот что значит бояться
правды: отвечать мне в советской печати - пришлось бы меня
хоть немного цитировать, а это невозможно. А по содержанию:
удивительно, что Смеляков спорит, как будто меня не читавши.
Я пишу, что задушили "Новый мир" и этим способом убили
Твардовского. Смеляков обходит: "у Твардовского были тяжёлые
минуты". Я пишу, что Твардовский написал о фронте искреннее,
чище всех. Смеляков кривит: значит, "Твардовский
отрицательно относился к советской армии?" Откуда это? Я
написал буквально "чей мягкий увещательный голос, который
слышали все", Смеляков выворачивает "Солженицын приписывает
Твардовскому свои иллюзии, что в некий день советская власть
рухнет и новое поколение построит новую Россию". Перечтите
моё поминание, - где там такое?
А там последний абзац действительно полон смысла, да что
же делать, если прочесть не хотят, не умеют! Изучение
русской истории, которое сегодня уже увело меня в конец
прошлого века, показало мне, как дороги для страны мирные
выходы, как важно, чтобы власть, как ни будь она
самодержавна и неограниченна, доброжелательно прислушивалась
бы к обществу, а общество входило бы в реальное положение
власти, как важно, чтобы не сила и насилие вели бы страну, а
правота. Очевидно, это изучение и помогло мне увидеть в
деятельности Твардовского именно примирительную,
согласительную линию. Увы, и самый мягкий увещательный голос
тоже нетерпим, затыкают и его. Уж как уступчиво, уж как
благожелательно недавно выступали у нас Сахаров, Григоренко
- никого даже не выслушали, пропадите, заглохните!
В том-то и мелкость, и низменность расчёта тех, кто
руководит кампанией против меня. Им искренне не приходит в
голову, что писатель, думающий иначе, чем большинство его
общества, составляет гордость этого общества, а не позор и
порок его.

(9 апреля - Нобелевская церемония. Где она будет
происходить?)

Пока ни шведское посольство, ни наше министерство
культуры не согласились способствовать нам. Тоже удивительно
до комичности: почему такая сердитость на Нобелевскую
премию? Пройдёт сколько-то лет и это же самое событие
придётся освещать совсем наоборот, стыдно будет.

(О приглашённых)

Не знаю, кого пожелает пригласить г. Карл Гиров. С моей
же стороны, не говоря о моих близких друзьях - самые видные
представители художественной и научной интеллигенции -
некоторые писатели, главные режиссёры ведущих театров,
крупные музыканты, артисты, некоторые академики. Я пока не
назову их, ибо не знаю, все ли они сочтут возможным и
захотят придти, какие помехи встретят.

Страницы: (394) :  <<  ... 362363364365366367368369370371372373374375376377 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... -
Мечта холостяка! Незаменима в путешествии! Комфорт и нега! Желаете ощутить?!
- Желаю, --сказал мой дед.
Он, не расшнуровывая, стащил ботинки и улегся.
Раздался треск, запели пружины. Дед оказался на полу.
Продавец, невозмутимо улыбаясь, развернул следующий экземпляр.
Повторились те же звуки. Дед глухо выругался, потирая спину.
Продавец установил третью раскладушку.
На этот раз пружины выдержали. Зато беззвучно подогнулись алюминиевые
ножки. Дед мягко приземлился. Вскоре помещение было загромождено обломками
чудо-кровати. Свисали клочья пестрого брезента. Изгибалась тускло
поблескивавшая арматура.
Дед, поторговавшись, купил бутерброд и удалился.
Репутация американской фирмы была подорвана. "Мерхер, Мерхер и К"
начали торговать хрустальными люстрами...
Дед Исаак очень много ел. Батоны разрезал не поперек, а вдоль. В гостях
бабка Рая постоянно за него краснела. Прежде чем идти в гости, дед обедал.
Это не помогало. Куски хлеба он складывал пополам. Водку пил из бокала для
крем-соды. Во время десерта просил не убирать заливное. Вернувшись домой, с
облегчением ужинал...
У деда было три сына. Младший, Леопольд, юношей уехал в Китай. Оттуда -
в Бельгию. Про него будет особый рассказ.
Старшие, Михаил и Донат, тянулись к искусству. Покинули захолустный
Владивосток. Обосновались в Ленинграде. Вслед за ними переехали и бабка с
дедом.
Сыновья женились. На фоне деда они казались щуплыми и беспомощными. Обе
снохи были к деду неравнодушны.
Устроился он работать кем-то вроде заведующего жилконторой. Вечерами
ремонтировал часы и электроплитки. Был по-прежнему необычайно силен.
Как-то раз в Щербаковом переулке ему нагрубил водитель грузовика. Вроде
бы обозвал его жидовской мордой.
Дед ухватился за борт. Остановил полуторку. Отстранил выскочившего из
кабины шофера. Поднял грузовик за бампер. Развернул его поперек дороги.
Фары грузовика упирались в здание бани. Задний борт - в ограду
Щербаковского сквера.
Водитель, осознав случившееся, заплакал...

Довлатов Сергей Донатович   
«Наши»