Бодался теленок с дубом

Во всяком случае, я
приглашаю тех, кого знаю, чьё творчество уважаю, а там - кто
придёт.
Ещё хотел бы я пригласить на церемонию своего адвоката
г. Хееба, но, как частное лицо, не имею официального права
приглашать из-за границы.
Кроме того я приглашаю министра культуры СССР и
корреспондентов "Сельской жизни" и "Труда" - двух
центральных газет, которые пока ещё не клеветали на меня.

(Не могут ли быть поставлены препятствия церемонии)

Теоретически это не исключено, практически это очень
легко сделать, не требуется ни много сил, ни много ума. Но я
этого не предполагаю, это была бы постыдная дикость.

(А если г. Гирову откажут в визе)

Тогда церемония не состоится, и знаки мои полежат в
Стокгольме ещё 10-20 лет.

(Был слух, пока не подтвердившийся, что против писателя
Максимова возбуждено уголовное дело за его роман "Семь дней
творения")

Художественная литература - один из самых высоких даров,
из самых тонких и совершенных инструментов человека.
Возбуждать против неё уголовное дело могут только те, кто
сами уголовники, кто уже решился стать за чертой
человечества и человеческой природы.

[23]

ЗАЯВЛЕНИЕ при отмене Нобелевской церемонии

Мы с г. Гировым уступили во всём, что только было можно:
его поездка намечалась как частная, на частную квартиру,
для совершения церемонии почти по частному обряду.
Запрет церемонии даже в таком виде есть
бесповоротный и окончательный запрет всякой формы
вручения мне Нобелевской премии на территории моей страны.
Поэтому запоздалая уступка шведского МИД уже нереальна.
Но она и оскорбительна, шведское МИД продолжает упорно
рассматривать вручение мне Нобелевской премии не как явление
культурной жизни, а как политическое событие, потому и
ставит условие, которое привело бы или снова к "закрытому"
варианту вручения или к специальному отбору присутствующих и
запрету им как-либо выражать своё отношение к происходящему,
ибо всё это может быть кем-то истолковано как "политическая
демонстрация".
Кроме того, после отказа г. Гирову в визе, принять
нобелевские знаки из чьих-либо иных рук, нежели Постоянного
Секретаря Шведской Академии, я считал бы унижением и ему и
мне.
Наконец, нашими скромными силами уже была произведена
вся нелёгкая подготовка: были разосланы приглашения, не
только по Москве, примерно двадцати писателям, которых я
понимаю как цвет и творческую силу нашей сегодняшней
литературы, и примерно стольким же артистам, музыкантам,
академикам, многие из них из-за этого назначили или отменили
свои поездки или репетиции или другие обязанности. Теперь
всем этим сорока гостям нанесено оскорбление отказом,
разослана отмена приглашения.

Страницы: (394) :  <<  ... 363364365366367368369370371372373374375376377378 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... И на той же стене, между рядами электрических кнопок и
распределительным щитом, висела открытая кобура, из которой торчала рукоятка
автоматического кольта-44.
В шесть часов, минута в минуту, когда серый утренний свет начал
просачиваться сквозь проволочную сетку. Дик Форрест, не поднимая глаз от
корректуры, протянул правую руку и нажал одну из кнопок во втором ряду. Пять
минут спустя на веранду неслышно вошел китаец в мягких туфлях. Он держал в
руках начищенный медный подносик, на котором стояли чашка с блюдцем,
крошечный серебряный кофейник и такой же молочник.
-- С добрым утром. О-Дай, -- приветствовал его Дик Форрест, улыбаясь не
только губами, но и глазами.
-- С добрым утром, хозяин, -- ответил О-Дай; он освободил на столе
место для подноса, налил в чашку кофе и сливки.
Увидев, что хозяин уже подносит одной рукой чашку к губам, а другой
продолжает делать пометки на корректуре, О-Дай поднял с пола обшитый
кружевами воздушный розовый чепчик и удалился. Он скрылся беззвучно, исчез,
как тень, в открытую застекленную дверь.
В шесть тридцать, минута в минуту, он вернулся с подносом побольше. Дик
Форрест отложил гранки, достал книгу, озаглавленную: "Промысловое разведение
лягушек", -- и приготовился завтракать. Завтрак был простой, но сытный:
снова кофе, полгрейпфрута, два яйца всмятку, сбитых в стакане с кусочком
масла и очень горячих, и ломтик в меру поджаренного бекона; он знал, что это
мясо от его свиньи и притом домашнего копчения.
К этому времени лучи солнца уже хлынули через сетку и залили кровать. С
наружной стороны сетки сидело несколько первых весенних мух, ошалевших от
ночного холода. Завтракая, Форрест следил за тем, как на них охотятся хищные
желтобрюхие осы. Более выносливые и менее чувствительные к заморозкам, чем
пчелы, они летали перед сеткой и накидывались на ошалевших мух. Эти
воздушные разбойники в желтых камзолах свирепо жужжали и, действуя почти без
промаха, схватывали свою жертву и улетали с ней. Последняя муха исчезла
раньше, чем Форрест сделал последний глоток кофе и, заложив спичкой книгу о
лягушках, принялся опять за корректуру...

Джек Лондон (Jack London)   
«Маленькая хозяйка Большого дома»