Бодался теленок с дубом

Я - не сторонник многого того конкретного,
что предлагает А. Д. для нашей страны, но именно
конструктивность его предложений несомненна: каждое
предложение не есть отрывчатая грёза "как хотелось бы", а
путь к тому неизвестен, - нет: каждое предложение инженерно
сцеплено с тем, что сегодня есть, и даёт плавный
невзрывчатый переход.
ТАСС отвечает Сахарову, что "критику... даже самую
острую" у нас "рассматривают как дело полезное". Это -
дремучая неправда. Никакая вообще серьёзная критика ни на
каком уровне и никакой степени конструктивности не разрешена
в нашей стране никому, кроме узкого кружка людей, достигших
своего положения многолетним послушанием, что как раз мало
воспитало в них критические способности. Сахаров, увы,
слишком известен, и вот приходится сокрушать его публично
(как сокрушён и "Новый мир", ведший ту же примирительную
конституционную линию). А критиков неизвестных во множестве
сокрушают в безмолвии, в провинции, в глуши, и сколько их,
никем никуда не названных, томится и гибнет в областных
психиатрических больницах.
Проверьте за последние хоть 10, хоть 20, хоть 30 лет:
против кого из инакомыслящих выставили аргументы? Ни против
кого, потому что их нет. Отвечают всегда ругательствами и
клеветой. Таков "ответ" Сахарову. Таков же пустой "ответ"
Генриху Бёллю. А чаще бывало - полное молчание, как на
сахаровские ходатайства и обращения, на мои открытые письма,
на письма Ростроповича, Владимова, Максимова, на холмы
групповых ходатайств об амнистии, о спасении невинных, или
древнего русского лика Москвы, или русской природы, или
незакрытии храмов. Всегда: или административная, судебная
кара, или брань или молчание - три выхода для тех, кому
нечего ответить по существу.
Теперь вот и против Сахарова вытягивают затасканный
замусленный козырь 30-х годов - помощь иностранным
разведкам!.. Какая дикость! Человек, вооруживший их
страшнейшим оружием, на чём стояла и стоит их мощь
десятилетиями, - и помощь иностранным разведкам? Грань
последнего бесстыдства и последней неблагодарности.
А ведь кроется глубокий смысл и высокий символ и личная
закономерность судьбы в том, что изобретатель самого
страшного уничтожающего оружия нашего века, подчинённый
властному движению Мировой Совести и исконной страдательной
русской совести, под тяжестью грехов наших общих и каждого
отдельного из нас, - покинул то избыточное благополучие,
которое было обеспечено ему, и которое так многих губит
сегодня в мире, и вышел пред пасть могущественного насилия.

Как Вы оцениваете нынешнюю общественную обстановку в
СССР? Имеет ли влияние на её развитие позиция и выступления
деятелей культуры на Западе?

Истинная история нашей страны давно не регистрируется,
не пишется, не выставляется на показ.

Страницы: (394) :  <<  ... 372373374375376377378379380381382383384385386387 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... И все они были голые. Вернее, полуголые, что еще страшнее.
Их голубые вигоневые штаны были наполнены огромными подвижными
ягодицами. Розовые лифчики с четкими швами являли напоказ овощное
великолепие форм. Тем более что некоторые из женщин предпочли обвязать
лифчиками свои шальные головы. Так что их плодово-ягодные украшения сверкали
в душном мраке, как ночные звезды.
Я почувствовал одновременно легкость и удушье. Парение и тяжесть. Как
будто плаваю в жидком свинце.
Я громко спросил: "В чем дело, товарищи?" И после этого лишился чувств.

Очнулся я на мягком ложе из гнилой капусты. Женщины поливали меня водой
из консервной банки с надписью "Тресковое филе". Мне захотелось провалиться
сквозь землю.То есть буквально сию же минуту, не вставая.
Женщины склонились надо мной. С полу их нагота выглядела еще более
устрашающе. Розовые лямки были натянуты до звона в ушах. Голубые штаны
топорщились внизу, как наволочки, полные сена. Одна из них с досадой
выговорила:
- Что это за фенькин номер? Масть пошла, а деньги кончились?
- Недолго музыка играла, - подхватила вторая, - недолго фрайер
танцевал.
А третья нагнулась, выпрямилась и сообщила подругам:
- Девки, гляньте, бруки-то на молнии, как ридикюль...
Тут я понял, что надо бежать. Это были явные уголовницы. Может,
осужденные на пятнадцать суток за хулиганство. Или по указу от 14 декабря за
спекуляцию. Не знаю.
Я медленно встал на четвереньки. Поднялся, хватаясь за дверной косяк.
Сказал: "Мне что-то нехорошо", - и вышел.
Женщины высыпали из сарая. Одна кричала:
- Студент, не гони порожняк, возвращайся!
Другая:
- Оставь болтунчик Зоиньке на холодец!
Третья подавала голос:
- Уж лучше мне, с возвратом. Почтой вышлю. До востребования!
И лишь старуха в грязной белой юбке укоризненно произнесла:
- Бесстыжие вы девки, как я погляжу!
И затем, обращаясь ко мне:
- А ты не смущайся. Не будь чем кисель разливают...

Довлатов Сергей Донатович   
«Виноград»