Бодался теленок с дубом

И если из целой армии
историков увенчанных, маститых, средних и молодых найдётся
один (вот как Амальрик), кто не станет жевать общую жвачку,
не будет облепляться цитатами из Отцов Передового Учения, но
осмелится дать самостоятельный анализ нынешней структуры
общества и предсказать о будущем, что в самом деле может
произойти с нашей страной, то вместо того, чтобы
проанализировать его работу и взять оттуда верное и
практически полезное, - его просто сажают в тюрьму.
И когда из череды блистательно-орденоносных наших
генералов нашёлся единственный Григоренко, кто осмелился
высказать своё нестандартное мнение о ходе минувшей войны и
о сегодняшнем советском обществе, мнение, кстати, цельно
марксистско-ленинское, - то и оно объявляется психическим
безумием.
Несколько лет самоотверженная "Хроника" утоляла всеобщую
естественную человеческую жажду: знать, что происходит. Она
сообщала, хотя и в очень неполной мере, фамилии, даты,
места, тюремные сроки, формы преследований, она выносила из
пучины незнания на поверхность хоть малую-малую долю нашей
ужасной истории - и за то разгромлена и растоптана с
методичностью, с какой... подберём любимый западный
пример... в Греции не преследуют и государственных
заговорщиков.
Теперь, без "Хроники", нам, может быть, не сразу
придётся узнать о последующих жертвах тюремно-лагерного
режима, убивающего одною своей жестокостью, растянутой во
времени, как убил он больного Галанскова, старого Талантова,
старика Якова Одобеску (голодовка против лагерных
притеснений). О вторых и третьих осуждениях уже осуждённых
людей, как были возвращены досиживать свои однажды
"прощённые" 25-летние сроки Святослав Карананский, Степан
Сорока (25 лет получивший за то, что учеником 10 класса
прочёл несколько националистических брошюр), латышский
пастор Ионас Штагерс; как Юрий Шухевич получил вторые 10 лет
уже в пункте освобождения по показаниям человека, не
знавшего его и суток, - а вот недавно взят и на третьи 10
лет; как за религию третий раз осуждён Борис Здоровец, но с
первого разa получил 25 лет Пётp Токарь (и ныне сидит 24-й
год!); или как ещё, подобно Зиновию Красивскому и Юрию
Белову, по окончании срока будет переведён из Владимирской
тюрьмы в Смоленскую психтюрьму на срок уже не считаемый.
Скроются от нашего зрения и знания дальнейшие судьбы сидящих
Светличного, Сверстюка, Огурцова, Бориса Быкова (Алма-
атинская группа "Молодой рабочий"), Олега Воробьёва
(Пермский Самиздат), Гершуни, Вячеслава Платонова, Евгения
Вагина, Нины Строкатой, Стефании Шабатуры, Ирины Стасив и
многих, многих, многих, не известных дальше своих семей,
сослуживцев и соседей.
Именно благодаря сплошной закрытости почти всего, что у
нас происходит, когда и выплыли на Западе свидетельства
Марченко, они показались там "преувеличением".

Страницы: (394) :  <<  ... 373374375376377378379380381382383384385386387388 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Сохрани меня, Боже,
проповедовать застой! Застой - смерть. Я иду, как те люди, о которых
говорит Данте, что ноги их идут вперед, но головы поворачиваются к пяткам.
Я особенно ищу, и я особенно жалею, что приходится искать в прошлом
это общество, оно исчезает, оно испаряется, исчезает, как одно из тех
привидений, о которых я собираюсь рассказывать.
Я ищу общество, которое создает изящество, галантность, оно создавало
жизнь, которой стоило жить (извиняюсь за это выражение, я не член Академии
и могу себе это позволить); умерло ли это общество, или мы его убили?
Вот, помню, еще ребенком, я был с отцом у мадам де Монтессон. То была
важная дама, дама прошлого столетия. Она вышла замуж шестьдесят лет тому
назад за герцога Орлеанского, деда короля Луи Филиппа. Тогда ей было
восемьдесят лет. Она жила в богатом отеле на Шоссе д'Антен. Наполеон
выдавал ей пенсию в сто тысяч экю.
Знаете, почему давалась ей пенсия, занесенная в красную книгу
преемником Людовика XVI? Нет! Прекрасно. Мадам де Монтессон получала пенсию
в сто тысяч экю за то, что она сохранила в своем салоне традиции хорошего
общества времен Людовика XIV и XV. Ровно половину этой суммы платит теперь
Палата ее племяннику за то, чтобы он заставил Францию забыть то, что дядя
его желал, чтобы она помнила.
Вы не поверите, мой милый друг, но вот это слово, которое я по
неосторожности произнес: "Палата", меня опять возвращает к мемуарам маркиза
д'Аржансона.
Почему?
Вы увидите.
- Жалуются, - говорил он, - что в наше время не умеют вести разговор
во Франции. Я знаю причину. У наших современников исчезает способность
слушать. Слушают слегка или совсем не слушают. Я сделал такое наблюдение в
лучшем обществе, в котором мне приходилось бывать.
Ну, мой милый друг, какое же лучшее общество можно посещать в наше
время? Несомненно то, которое восемь миллионов избирателей сочли
достаточным представлять их интересы, мнения, дух Франции...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Тысяча и один призрак»