Бодался теленок с дубом

Первая черта по одной шкале может означать 10, а первая
черта по другой шкале - 10^6, т. е. миллион. И только ли
неграмотностью наблюдателей или свёрнутостью их головы можно
объяснить их вывод: "и там и здесь перейдена первая черта"?
Тщетно я пытался год назад в своей нобелевской лекции
сдержанно обратить внимание на эти две несравнимых шкалы
оценки объёма и нравственного смысла событий. И что нельзя
допустить считать "внутренними делами" события в странах,
определяющих мировые судьбы.
Так же тщетно я указал там, что глушение западных
передач на Востоке создаёт ситуацию накануне всеобщей
катастрофы, сводит к нолю международные договоры и гарантии,
ибо они таким образом не существуют в сознании половины
человечества, их поверхностный след может быть легко стёрт в
течение нескольких дней или даже часов. Я полагал тогда, что
также и угрожаемое положение автора лекции, произносимой не
с укреплённой трибуны, а с тех самых скал, откуда рождаются
и ползут мировые ледники, несколько увеличит внимание
развлечённого мира к его предупреждениям.
Я ошибся. Что сказано, что не сказано. И, может быть,
так же бесполезно повторять это сегодня.
Что такое глушение радиопередач, нельзя объяснить тем,
кто не испытывал его на себе, не жил под ним годами. Это -
ежедневные плевки в уши и в глаза, это оскорбление и
унижение человека до робота, глушат ли способом "полной
немоты" диапазона, или способом "ржавой пилы", или пошлой
музыкой. Это низведение взрослых до младенцев: глотай только
пережёванное мамой. Даже самые благожелательные передачи во
дни самых дружественных визитов глушатся так же сплошь, не
должно быть ни малейших уклонений в оценке события, в
оценках, в акцентах, все должны воспринять и запомнить
событие 100%-но одинаково. А многие мировые факты и вообще
не должны быть известны нашему населению. Москва и Ленинград
парадоксально стали самыми неинформированными столицами
мира: жители расспрашивают о новостях приезжих из сельских
районов. Там для экономии (очень небесплатно обходятся
нашему населению эти услуги по глушке) глушат слабей.
Однако, по наблюдению жителей разных мест, именно за
последние месяцы глушение расширилось, захватило новые
районы, увеличилось в интенсивности. (Вспоминается судьба
Cepгея Ханжёнкова, отсидевшего к 1973 году 7 лет за попытку
- или даже только намерение - взорвать глушитель в Минске. А
ведь исходя из общечеловеческих забот нельзя понять этого
"преступника" иначе как борца за всеобщий мир.)
Общую цель нынешнего зажима мысли в нашей стране можно
было бы назвать китаизацией, достижением китайского идеала,
- если б этот идеал не существовал прежде того у нас в 30-е
годы, да вот упущен.

Страницы: (394) :  <<  ... 375376377378379380381382383384385386387388389390 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Теперь между каменными плитами дорожек пробивались усики дикой петрушки и водосбора. Колодец среди двора зарос папоротником. Запущенные розы одичали; их длинные спутанные ветки тянулись по всем дорожкам. Среди букса алели большие красные маки. Высокие побеги наперстянки склонялись над травой, а бесплодные виноградные лозы, покачиваясь, свисали с ветвей боярышника, уныло кивавшего своей покрытой листьями верхушкой.
   В одном углу сада поднималась ветвистая магнолия с темной листвой, окропленной там и сям брызгами молочно-белых цветов. У ствола магнолии стояла грубая деревянная скамья. Монтанелли опустился на нее.
   Артур изучал философию в университете. В тот день ему встретилось трудное место в книге, и он обратился за разъяснением к padre. Он не учился в семинарии, но Монтанелли был для него подлинной энциклопедией.
   - Ну, пожалуй, я пойду, - сказал Артур, когда непонятные строки были разъяснены. - Впрочем, может быть, я вам нужен?
   - Нет, на сегодня я работу закончил, но мне бы хотелось, чтобы ты немного побыл со мной, если у тебя есть время.
   - Конечно, есть!
   Артур прислонился к стволу дерева и посмотрел сквозь темную листву на первые звезды, слабо мерцающие в глубине спокойного неба. Свои мечтательные, полные тайны синие глаза, окаймленные черными ресницами, он унаследовал от матери, уроженки Корнуэлла(*7). Монтанелли отвернулся, чтобы не видеть их.
   - Какой у тебя утомленный вид, carino, - проговорил он.
   - Что поделаешь...
   В голосе Артура слышалась усталость, и Монтанелли сейчас же заметил это.
   - Напрасно ты спешил приступать к занятиям. Болезнь матери, бессонные ночи - все это изнурило тебя. Мне следовало настоять, чтобы ты хорошенько отдохнул перед отъездом из Ливорно(*8)...

Войнич Этель Лилиан (Ethel Lilian Voynich)   
«Овод»