Бодался теленок с дубом

Не тут-то было! Не так понимал
Твардовский моё обещание и наше с ним сотрудничество ныне, и
присно, и во веки веков. Ведь он меня в мои 43 года открыл,
без него я как бы и не писатель вовсе, и цены своим вещам не
знаю (одну принеся, а десяток держа за спиной). И теперь о
каждой вещи будет суд Твардовского (и Дементьева): то ли эту
вещь печатать в "Новом мире", то ли спрятать и никому не
показывать. Третьего не дано.
Именно так и было присуждено об "Олене и шалашовке": не
давать, не показывать. "Я предупреждаю вас против
театральных гангстеров!" - очень серьёзно внушал мне А. Т.
Так говорил редактор самого либерального в стране журнала о
самом молодом и смелом театре в стране! Откуда эта
уверенность суждения? Был ли он на многих спектаклях
"Современника"? Ни одного не видел, порога их не переступал
(чтобы не унизиться). Высокое положение вынуждало его
получать информацию из вторых (и нечистых) рук. Где-нибудь в
барвихском правительственном санатории, где-нибудь на
кремлёвском банкете, да ещё от нескольких услужливых лиц в
редакции услышал он, что театр этот - дерзкий, подрывной,
беспартийный - и значит "гангстеры"...
Всего две недели, как я был напечатан, ещё не кончился
месяц мёда с Твардовским, - я не считал достойным и полезным
взбунтоваться открыто, и так я попал в положение
упрашивающего - о собственных вещах упрашивающего кому-то
показать, а Твардовский упирался, не советовал, возражал,
наконец уже и раздражался моей ослушностью. Едва-едва он дал
согласие, чтобы я показал пьесу театру... только не
"Современнику", а мёртвому театру Завадского (лишь потому,
что тот поставил "Тёркина"). Позднее согласие! Положась на
слабую осведомлённость А. Т. (вдали и выше обычной
литературной публики, московской динамичной среды), я
остался связан с "Современником". Однако, задержал пьесу на
месяц - неповторимый месяц! - ждал, чтобы цензура подписала
"Матрёну" и "Кречетовку". Тут я полностью отдал пьесу
"Современнику" - да упущено было время: уже сказывалось
давление на театры после декабрской кремлёвской "встречи".
"Современник" не решился приступить даже к репетициям, и
пьеса завязла на многие годы. Твардовский же с опозданием
узнал о моём своевольстве - и обиделся занозчиво, и в
последующие годы не раз меня попрекал: как же мог я
обратиться в "Современник", если он просил меня не делать
этого?..
А. Т. в письме назвал меня "самым дорогим в литературе
человеком" для себя, и он от чистого сердца меня любил
бескорыстно, но тиранически: как любит скульптор своё
изделие, а то и как сюзерен своего лучшего вассала. Уж
конечно не приходило ему в голову поинтересоваться - а у
м_е_н_я не будет ли какою мнения, совета, предложения - по
журнальным или собственным его делам? Ему не приходило в
голову, что мой внелитературный жизненный опыт может
выдвинуть свежий угол зрения.

Страницы: (394) :  <<  ... 33343536373839404142434445464748 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

.....
Крап. Прежде всего вы старшина верфи консула Берника. Прежде всего вы
должны выполнять свои обязательства по отношению к обществу, именуемому
"Фирма Берника", потому что оно всех нас кормит. Вот что хотел сказать вам
консул.
Эунэ. Консул не сказал бы мне этого так, господин управляющий, но я
понимаю, кому обязан этим. Это все проклятый американец, который чинится у
нас в доке. Этот народ хочет, чтобы у нас работа шла, как там, у них, а
это...
Крап. Да, да, да; некогда мне пускаться в рассуждения. Теперь вы знаете
взгляд консула - и кончено. Можете вернуться на верфь; вероятно, вы там
нужны; я сам скоро туда спущусь. Прошу извинения у дам. (Кланяется и уходит
через сад.)

Эунэ тихо уходит направо. Рерлун, продолжавший читать во время
предыдущего разговора, который велся вполголоса, теперь сразу же заканчивает
чтение и захлопывает книжку.

Рерлун. Итак, любезные мои слушательницы, вот и конец.
Фру Руммель: Ах, какой поучительный рассказ!
Фру Xолт. И какой высоконравственный!
Бетти. Подобная книга заставляет призадуматься.
Рерлун. О да. Она представляет благодетельный контраст с тем, что нам,
к сожалению, ежедневно преподносят в газетах и журналах. Что, в сущности,
кроется под этой мишурой и показной роскошью, которыми щеголяют крупные
общественные центры? Пустота и гниль, если можно так выразиться. Никаких
прочных нравствен-(*277)ных устоев!.. Одним словом, эти крупные современные
центры не что иное, как гробы повапленные.
Фру Холт. Да, это истинная правда.
Фру Руммель. Да вот взять хоть бы экипаж американского судна, которое
теперь стоит у нас...
Рерлун. Ну, о таком отребье человечества я и говорить не буду. Но даже
в высших кругах - что там творится? Везде сомнение, брожение, душевная
смута, расшатанность всех основ. А как там подорвана семейная жизнь! Какое
наглое стремление подкопаться под самые святые истины!
Дина (не поднимая глаз от работы). Но разве там не совершаются и
великие дела?
Рерлун...

Ибсен Генрик Юхан (Ibsen Henrik Johan)   
«Cтолпы общества»