Бодался теленок с дубом

В них можно допустить даже некоторую
излишность, то есть сверх того, что необходимо для
конструкции романа.
А Спиридон показался ему слишком коварен, хитёр,
нарисован "несколько с горожанскими представлениями". Сперва
я удивился: неужели я его не добротно описал? Но понял: о
мужике так много плохого сказано с 20-х годов, что
Твардовскому больно уже тогда, когда говорится не одно
сплошь хорошее. Это уже - отзывно, идеализация нехотя.
Утром четвёртого дня мы неумело пытались пресечь начало
запоя А. Т. тем, что не дать ему опохмелиться - однако, он
досуха лишился возможности завтракать, не мог взять куска в
рот. С детской обиженностью и просительностью улыбался:
"Конечно, черемисы не опохмеляются. Но ведь и что за жизнь у
них? Какое низкое развитие!" Кое-как согласился позавтракать
с пивом. На вокзале же с поспешностью рванул по лестнице в
ресторан, выпил поллитра, почти не заедая, и уже в блаженном
состоянии ожидал поезда. Только повторял часто: "Не думайте
обо мне плохо".
Все эти подробности по личной бережности может быть не
следовало бы освещать. Но тогда не будет и представления,
какими непостоянными, периодически-слабеющими руками вёлся
"Новый мир" - и с каким вбирающим огромным сердцем.
Итак мой замысел - завлечь Твардовского моим романом в
отсутствие Дементьева как будто удался. Твардовский не
только хвалил роман - он готовился принять за него и
страдания. Он даже торопил меня при расставаньи: скорей
переделывать сталинские главы и привозить ему окончательный
вариант.
А это уже и выходило за пределы моих ожиданий! Я не мог
поверить, чтобы "Круг первый" способен был проскочить в
печать в 1964 году. Но тогда зачем же я давал его
Твардовскому?.. чего хотел? Пожалуй, опять как с "Иваном
Денисовичем": переложить с себя на него ответственность за
эту вещь. Чтобы он знал: вот есть такая. А самому не
упрекаться, что ничего не сделал для продвижения. Теперь же
я как будто ввязывался в ложную бесплодную возню и только
отвлекался от настоящей работы.
Через две недели я привёз Твардовскому роман с
переделками. Как и все мои пещерные машинописи, эта была
напечатана обоесторонне, без интервалов и с малыми полями.
Ещё предстояло её всю перепечатывать, прежде чем что-то
делать.
А. Т. встретил меня у себя дома такой чистенький, по
детскому славный, в бархатной курточке, что невозможно было
и предположить, будто он когда-либо выпивает, вообразить его
ревущим буйволом в трусах. Он был один: жена поехала ближе
разглядывать новокупленную на этих днях дачу в Пахре (свою
прошлую он отдал замужней старшей дочери).
А. Т. не только очнулся от запоя, но и протрезвился от
восторгов по поводу романа, был настроен гораздо
осмотрительнее: уже сокращал список лиц, кому надо дать
прочесть.

Страницы: (394) :  <<  ... 52535455565758596061626364656667 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Сиракузы,
Агридженто, Палермо прошли таким образом перед моим умственным взором,
наподобие еще неведомой мне, но великолепной панорамы, озаренной блеском
его воображения; наконец, перейдя от географических описаний к нравам
Сицилии, о которых я без устали его расспрашивал, Беллини сказал мне:
- Вот что, когда вы отправитесь будь то морем или сушей из Палермо в
Мессину, задержитесь в деревушке Баузе, на оконечности мыса Блан. Вы
увидите против постоялого двора улицу, которая идет вверх по склону холма и
упирается в небольшой замок в виде цитадели. К стене этого замка приделаны
две клетки - одна из них пуста, в другой лежит уже двадцать лет побелевший
от времени череп. Спросите у первого встречного историю человека, которому
принадлежала эта голова, и вы услышите один из тех рассказов, в которых
отображен целый народ - от крестьянина до вельможи, от горной деревушки до
крупного города.
- А не могли бы вы сами рассказать нам эту историю? - спросил я
Беллини. - Чувствуется по вашим словам, что она произвела на вас глубокое
впечатление.
- Охотно, - ответил он, - ибо Паскаль Бруно, ее герой, умер за год до
моего рождения, и я был вскормлен этим народным преданием. Уверен, что оно
все еще живо в Сицилии. Но я плохо говорю по-французски и, пожалуй, не
справлюсь со своей задачей.
- Пусть это не смущает вас, - возразил я, - мы все понимаем
по-итальянски. Говорите на языке Данте, он не хуже всякого другого.
- Будь по-вашему, - согласился Беллини, пожимая мне руку, - но с одним
условием.
- С каким?
- Обещайте, что после вашего возвращения, когда вы познакомитесь с
деревнями и городами Сицилии, когда приобщитесь к ее дикому народу, к ее
живописной природе, вы напишете либретто для моей будущей оперы "Паскаль
Бруно".
- С радостью! Договорились! - воскликнул я, в свою очередь пожимая ему
руку...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Паскаль Бруно»