Бодался теленок с дубом

(Именно
так все и старались!..) Сейчас за шолоховскими эполетами
забыли, что его герой - не наш герой, а партию у него
представляют только неприятные люди. Вопрос "Тихого Дона" -
чего стоит человеку революция? Вопрос обсуждаемого романа -
чего стоит человеку социализм и под силу ли цена? Содержание
романа не противостоит социализму, а только нет той ясности,
которой нам бы хотелось. "Война" здесь дана исчерпывающе, а
вот "мир" - лучшее из того, что было в те годы, - не
показан. Где же историческое творчество масс?.. Скромное моё
пожелание как читателя: о, если бы хоть краем зари выступила
и такая жизнь! Засветить край неба лишь в той степени, в
какой это допускает художник...
Увы, мне уже там нечего было засвечивать. Я считал, что
я и так представил им горизонт осветлённый.
А Твардовский в эту одну из своих вершинных редакторских
минут тоже ни на чём не настаивал:
- Впрочем, будь Толстой на платформе Р.С.Д.Р.П. - разве
мы от него получили бы больше?
В тех же днях настоянием Лакшина был заключен со мною и
договор на роман (трусливый Закс почернел, съёжился и сумел
как-то отпереться: свою постоянную обязанность поставить
подпись пересунуть на Твардовского)*.

[* В тех же днях ещё М. А. Лифшиц, ортодокс, имевший
долгие годы сильнейшее влияние на Твардовского, дал
письменную рецензию на мой роман. Она предваряла собой те
тучи критики, которые стянулись бы над романом, будь он
напечатан, и может быть отчасти поколебала Твардовского.
Пришлось мне письменно защищаться. ]

И в нормальной стране - чего ещё теперь надо было ждать?
Запускать роман в набор, и всё. А у нас решение редакции
было - ноль, ничто. Теперь-то и надо было голову ломать: как
быть?
Но кроме обычной подачи в цензуру на зарез - что мог
придумать А. Т.? Опять показать тому же Лебедеву? - "Я
думаю, - говорил А. Т., - если Лебедеву что в романе и
пригрезится, то не пойдёт же он... Это ему самому
невыгодно...".
Лебедев, разумеется, н_е п_о_ш_ё_л, - но не пошёл и
роман. Я наивно представлял, что для схватки с китайцами
им всякое оружие будет хорошо, и очень пригодятся мои
сталинские главы, тем более, что поношение Сталина возьмёт
на себя не ЦК, а какой-то писатель. Но был август 1964-го,
и, наверно, ощущал же Лебедев, как топка становится почва
под ногами его шефа. Уж не раз он, наверно, раскаивался, что
запятнал свою репутацию мною.
А. Т. дал ему на пробу только четверть романа, сказав:
"Первая часть. Над остальными работает".
Тут сложилось так, что у А. Т. произошло столкновение с
Лебедевым из-за Эренбурга. Поликарпов ("отдел культуры" ЦК)
и Лебедев хотели, чтоб отклонение последней части
эренбурговских мемуаров взял на себя Твардовский, то есть,
чтоб они не были "запрещены цензурой", но "отклонены
редакцией".

Страницы: (394) :  <<  ... 57585960616263646566676869707172 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Явятся Красный Бык и полковник
верхом на коне, но отец говорил, что сначала придут два человека, чтобы
подготовить почву. Отец говорил, что так они всегда делают и так бывает,
когда люди занимаются колдовством.
Если бы женщина послала Кима с этими бумагами в местный Джаду-Гхар,
провинциальная ложа, конечно, забрала бы его и послала в масонский сиротский
приют, в Горы, но она относилась с недоверием ко всему, что слышала о
колдовстве. Ким тоже имел на этот счет свое мнение. Выйдя из младенческих
лет, он научился избегать миссионеров и белых людей с серьезными лицами,
которые расспрашивали его, кто он такой и что делает, ибо Ким с огромным
успехом ничего не делал. Правда, он знал чудесный окруженный стенами город
Лахор, начиная от Делийских ворот и до форта Дитча; был запанибрата с
людьми, которые вели жизнь столь странную, что она и Харун-ар-Рашиду не
могла бы во сне присниться, и сам жил безумной жизнью героев "Тысяча и одной
ночи", но миссионеры и секретари благотворительных обществ не могли понять
ее красоты. В городе его прозвали Дружком Всего Мира: и очень часто, будучи
гибким и незаметным, он ночью на кишевших людьми крышах исполнял поручения
лощеных и блестящих молодых людей из высшего света. Конечно, поручения эти
были связаны с любовными интригами, -- это-то он понимал, ибо успел узнать
все дурное, едва начал говорить, -- но он любил игру ради самой игры:
бесшумное скольжение по темным улицам и переулкам, лазанье по водосточным
трубам, ночные тени и звуки женских голосов на плоских кровлях, и
стремительное бегство с крыши на крышу под покровом жаркой тьмы. Он вел
тесную дружбу со святыми людьми, обсыпанными золой факирами, сидящими у
кирпичных храмов, под деревьями, на речном берегу; приветствовал их, когда
они возвращались со сбора милостыни, и, если никого не было поблизости, ел с
ними из одной чашки. Воспитательница его настаивала со слезами, чтобы он
носил европейский костюм -- штаны, рубашку и потертую шляпу, но Ким считал
более удобным одеваться как индус или мусульманин, когда занимался
некоторыми делами...

Киплинг Редьярд (Kipling Rudyard)   
«Ким»