Бодался теленок с дубом

У обоих у них природный ум
бессознательно с нею боролся, и когда побеждал - то было
лучшее и высшее их. Одна из таких вершин мужика Хрущёва -
отказ от мировой революции через войну.
В "Новом мире" с первой же минуты получения рукописи
"Корпуса" из неё сделали секретный документ, так определил
Твардовский. Они боялись, что рукопись вырвется, пойдёт,
остерегались до смешного: не дали читать... в собственный
отдел прозы! А от меня-то повесть уже потекла по Москве,
шагали самиздатские батальоны!
18 июня - через два года после многообещающего когда-то
обсуждения романа, состоялось обсуждение 1-й части
"Корпуса". Мнения распались, даже резко. Только
умягчительная профессиональная манера выражаться затирала
эту трещину. Можно сказать, что "молодая" часть редакции или
"низовая" по служебному положению была энергично за
печатание, а "старая" или "верховая" (Дементьев-Закс-
Кондратович) столь же решительно против. Только что
вступивший в редакцию очень искренний Виноградов сказал:
"Если этого не печатать, то неизвестно, для чего мы
существуем". Берзер: "Неприкасаемый рак сделан законным
объектом искусства". Марьямов: "Наш нравственный долг -
довести до читателя". Лакшин: "Такого сборища положительных
героев давно не встречал в нашей литературе. Держать эту
повесть взаперти от читателя - такого греха на совесть не
беру". Закс начал затирать и затуманивать ровное место:
"Автор даёт себя захлёстывать эмоциям ненависти... Очень
грубо введено толстовство... Избыток горючего материала, а
тут ещё больная тема спецпереселенцев. Что за этим стоит?..
вещь очень незавершённая". - Кондратович уверенно поддержал:
"Нет завершённости!.. Разговор о ленинградской блокаде и
другие пятнышки раздражённости". Дементьев начал ленивым
тоном: "Конечно, очень хочется (ему-то!) напечатать повесть
Солженицына... В смысле проявления сил художника уступает
роману... (Но именно романа он не принимал! Теперь, когда
роман не угрожал печатанием, можно было его и похвалить.)
...Объективное письмо вдруг уступает место обнажённо-
тенденциозному... - А дальше возбуждаясь и сердясь: - У
Толстого, у Достоевского есть внутренняя концепция, ради
которой вещь пишется, а здесь её нет, вещь не завершена в
своих внутренних мотивах! (Каждый раз одно и то же: он тянет
меня высказаться до конца, чтобы потом было легче бить.
Шалишь!..) "Подумайте, люди, как вы живёте" - это мало. Нет
цельности - и, значит, печатать в таком виде нельзя. (- Как
будто весь печатаемый хламный книжный поток превзошёл эту
ступень цельности!.. -) И, всё больше сердясь: - Как так не
было предусмотрительности с Ленинградом? Уж куда больше
предусмотрительность - финскую границу отодвинули!".

Страницы: (394) :  <<  ... 9293949596979899100101102103104105106107 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Единственный убираю за собой...

Я хотел выявить конкретное лицо, распорядившееся моей
судьбой. Обнаружить реальный первоисточник моей неудачи.

-- А вам приходилось каяться?
-- Еще бы. Сколько угодно. Это мое обычное состояние.

На первой же стадии внушал молодому автору:
-- Старик, это безнадежно! Не пойдет...
-- Но ведь печатаете же бог знает что!..
Да, мы печатали бог знает что! Не мог же я увольняться из-за
каждого бездарного рассказа, появлявшегося в "Костре"!..

Потом им дают на рецензию современного автора. Да еще и не
вполне официального. И тогда наши критики закатывают рукава.
Мобилизуют весь свой талант, весь ум, всю обьективность. И с этой
вершины голодными ястребами кидаются на добычу.
Им скомандовали -- можно!
Им разрешили показать весь свой ум, весь талант, всю меру
безопасной обьекривности.
[ЛД: цф.Разин]
Урбан написал справедливую рецензию. Написал ее так, будто моя
книга уже вышла. И лежит на прилавке. И вокруг лежат еще более
замечательне сочинения, на которе я должен равняться.
То есть Урбан написал рецензию как страстный борец за вечне
истины.
[...]
Урбан страшно оживился:
-- Знаете, интересная рукопись побуждает к высоким требованиям.
А бездарная -- наоборот...
Ясно, думаю. Бездарная рукопись побуждает к низким требованиям.
В силу этих требований ее надо одобрить, издать. Интересная --
побуждае к высоким требованиям. С высоты этих требований ее
надлежит уничтожить.

На досуге я пытался уяснить, кто же имеет реальне шансы
опубликоваться. Выявил семь категорий:
1. Знаменитый автор, видный литературный чиновник, само имя которого
является пропуском. (Шансы -- сто процентов).
2. Рядовой официальный профессионал, личный друг Сахарнова.
(Шансы -- семь из десяти).
3. Чиновник параллельного ведомства, с которым необходимо жить
дружно. (Пять из десяти).
4. Неизвесный автор, чудом создавший произведение, одновременно
талантливое и конььюнктурное. (Четыре из десяти).
5. Неизвестный автор, создавший бездарное конььюнктурное
произведение (Три из десяти).
6. Прост талантливый автор...

Довлатов Сергей Донатович   
«Дальше»