В круге первом (т.1)

Что-то приятное находил он также в самой игре слов, напоминающей старый
мир: чтобы были не "заведующие школами", а директоры; не "комсостав", а --
офицерство; не ВЦИК, а -- Верховный Совет (верховный - {165} очень слово
хорошее); и чтоб офицеры имели денщиков; а гимназистки чтоб учились отдельно
от гимназистов, и носили пелеринки, и платили за проучение; и чтоб у каждого
гражданского ведомства была своя форма и знаки различия; и чтобы советские
люди отдыхали как все христиане, в воскресенье, а не в какие-то безличные
номерные дни; и даже чтобы брак признавать только законный, как было при
царе -- хоть самому ему круто пришлось от этого в своЈ время, и что б об
этом ни думал Энгельс в морской пучине; и хотя советовали ему Булгакова
расстрелять, а белогвардейские "Дни Турбиных" сжечь, какая-то сила
подтолкнула его локоть написать: "допустить в одном московском театре".
Вот здесь, в ночном кабинете, впервые примерил он перед зеркалом к
своему кителю старые русские погоны -- и ощутил в этом удовольствие.
В конце концов и в короне, как в высшем из знаков отличия, тоже не было
ничего зазорного. В конце концов то был проверенный, устойчивый, триста лет
стоявший мир, и лучшее из него -- почему не заимствовать?
И хотя сдача Порт-Артура могла в своЈ время только радовать его,
бежавшего из Иркутской губернии ссыльного революционера, -- после разгрома
Японии он, кажется, не солгал, говоря, что сдача Порт-Артура сорок лет
лежала тЈмным пятном на самолюбии его и других старых русских людей.
Да, да, старых русских людей! Сталин задумывался иногда, что ведь не
случайно утвердился, во главе этой страны и привлЈк сердца еЈ -- именно он,
а не все те знаменитые крикуны и клинобородые талмудисты -- без родства, без
корней, без положительности.
Вот они, вот они все здесь, на полках, без переплЈтов, в брошюрах
двадцатых годов -- захлебнувшиеся, расстрелянные, отравленные, сожжЈнные,
попавшие в автомобильные катастрофы и кончившие с собой! Отовсюду изъятые,
преданные анафеме, апокрифические -- здесь они выстроились все! Каждую ночь
они предлагают ему свои страницы, трясут бородЈнками, ломают руки, плюют в
него, хрипят, кричат ему с полок: "Мы предупреждали!", "Нужно было иначе!"
Чужих блох искать -- ума не надо! Для того Сталин и собрал их здесь, чтобы
злей {166} быть по ночам, когда принимает решения. (Почему-то всегда
оказывалось так, что уничтоженные противники в чЈм-то оказывались и правы.
Сталин настороженно прислушивался к их враждебным загробным голосам, и
иногда кое-что перенимал.)
Их победитель, в мундире генералиссимуса, с низко-покатым назад лбом
питекантропа, неуверенно брЈл мимо полок и пальцами скрюченными держался,
хватался, перебирал по строю своих врагов.
Невидимый внутренний оркестр, под который он шагал, разладился и замолк
в нЈм.

Страницы: (281) :  <<  ... 103104105106107108109110111112113114115116117118 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Темнота черней чернил.
Дьявол, знать, тебя учил
Поступать безбожно!
Дождь и гром. В глазах черно.
Баба, выгляни в окно!

Дура, выгляни в окно!
Ах, тебе не жалко?
Я молил, я плакал, но -
Здесь вернее палка.
Иль я попросту дурак,
Чтоб всю ночь срамиться так
Перед целым светом?
Ноют руки, стынет кровь,-
Распроклятая любовь
Виновата в этом!
Дождь и гром. В глазах черно.
Стерва, выгляни в окно!

Тьфу ты, черт! Дождусь ли дня?...
Только что со мною?
Эта ведьма на меня
Вылила помои!
Сколько я истратил сил,
Холод, голод, дождь сносил
Ради той чертовки!
Дьявол в юбке!...

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Мужицкая серенада»