В круге первом (т.1)

Милиционер долгим подозрительным взглядом проводил странного пьяного
человека в пенсне и полковничьей папахе.
Дальше Яконов перешЈл коротким мостом через малую речку. Это было устье
Яузы, но он не пытался опознаться, где он.
Да, затеяна была угарная игра, и подходил еЈ конец. Яконов не раз
вокруг себя и на себе испытывал ту безумную непосильную гонку, в которой
захлестнулась вся страна -- еЈ наркомы и обкомы, учЈные, инженеры, директоры
и прорабы, начальники цехов, бригадиры, рабочие и простые колхозные бабы.
Кто бы и за какое бы {177} дело ни брался, очень скоро оказывался в захвате,
в защеме придуманных, невозможных, калечащих сроков: больше! быстрее! ещЈ!!
ещЈ!!! норму! сверх нормы!! три нормы!!! почЈтную вахту! встречное
обязательство! досрочно!! ещЈ досрочное!!! Не стояли дома, не держали мосты,
лопались конструкции, сгнивал урожай или не всходил вовсе, -- а человеку,
попавшему в эту круговерть, то есть каждому отдельному человеку, не
оставалось, кажется, иного выхода, как заболеть, пораниться между этими
шестерЈнками, сойти с ума, попасть в аварию -- и только тогда отлежаться в
больнице, в санатории, дать забыть о себе, вдохнуть лесного воздуха -- и
опять, и опять вползать постепенно в тот же хомут.
Только больные наедине со своей болезнью (не в клинике!) могли жить
бестревожно в этой стране.
Однако, до сих пор из таких дел, неотвратимо загубляемых спешкой,
Яконову всЈ удавалось выскакивать в другие дела -- или поспокойнее, или ещЈ
пока вначале.
Лишь на этот раз, он чувствовал, ему уже не вырваться. Установку
клиппера нельзя было спасти так быстро. Никуда нельзя было и перейти.
И заболеть -- тоже было упущено.
Он стоял у парапета набережной и смотрел вниз. Туман вовсе лЈг на лЈд,
обнажив его, -- и прямо под Яконовым виднелось чЈрное гнило-зимное пятно --
разводье.
ЧЈрная бездна прошлого -- тюрьма -- опять разверзалась перед ним и
опять звала его вернуться.
Шесть лет, проведенных там, Яконов считал гнилым провалом, чумой,
позором, величайшей неудачей своей жизни.
Он сел в тридцать втором году, молодым инженером-радистом, уже дважды
побывавшим в заграничных командировках (из-за этих командировок он и сел). И
тогда попал в число первых зэков, из которых сформировали одну из первых
шарашек.
Как он хотел забыть тюремное прошлое -- сам! и чтоб забыли другие люди!
и чтоб забыла судьба! Как он сторонился тех, кто напоминал ему злосчастное
время, кто знал его заключЈнным!
С порывом он отошЈл от парапета подальше, пересек набережную и пошЈл
куда-то круто вверх. Огибая дол- {178} гий забор ещЈ одной строительной
площадки, там шла тропа, утоптанная и сохранившая нескользкий ледок.
Только центральная картотека МГБ знала, что и под мундирами МГБ порой
скрывались бывшие зэки.

Страницы: (281) :  <<  ... 111112113114115116117118119120121122123124125126 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Ведь природа существует в мысли первого источника движения, т.е.
Бога, а затем – в небе, как в орудии, посредством которого подобие вечной
доброты раскрывается в текучей материи. И подобно тому, как если при совершенном
мастере и наилучшем орудии окажется изъян в форме искусства, то его надлежит
всецело приписывать материи3, так и в том случае, когда Бог достигает предела
совершенства, а его орудие (каковым является небо) не терпит ни малейшего ущерба
в должном своем совершенстве, что явствует из философских рассуждений наших о
небе, приходится все изъяны в земных вещах считать изъянами, зависящими от
лежащей в основе материи, не входящими в намерения Бога-созидателя [c.56] и
неба; и все, что есть в земных вещах хорошего, поскольку оно не может
проистекать от материи, существующей лишь в потенции, происходит первично от
Бога-мастера, а затем от неба, которое есть орудие божественного искусства,
обычно называемого природой. Уже из этого явствует, что право, будучи благом,
первично существует в мысли Бога, и что все, существующее в мысли Бога, есть Бог
(в соответствии со словами: “И все созданное было в нем жизнью”4); Бог же
наиболее желает самого себя, следовательно, право, поскольку оно находится в
Боге, есть предмет желания Бога. И так как воля и предмет воли в Боге одно и то
же, то следует далее, что божественная воля есть это право. И далее из этого
следует, что право в вещах есть не что иное, как подобие божественной воли.
Отсюда мы заключаем, что все несозвучное божественной воле не может быть этим
правом, а все, что божественной воле созвучно, есть это право. Вот почему
спрашивать, по праву ли совершено что-либо (хотя слова и другие), значит
спрашивать, совершено ли это в согласии с тем, чего хочет Бог. Итак, в качестве
исходного предложения нужно выдвинуть следующее: все, чего Бог хочет в обществе
человеческом, то надлежит считать истинным и подлинным правом. Кроме того нужно
помнить о том, чему учит Философ в первых книгах “Никомаховой этики”: “Не в
любой материи одинаково следует искать [c...

Данте Алигьери (Dante Alighieri)   
«Монархия (2-я книга)»